Ника Сафронова - Эта сука, серая мышь

Вероника обернулась. Оксанка, вовремя сделала вид, что ковыряется в ухе.

– Вы это можете как-то прокомментировать, Оксана? – строго спросила Вероника.

– С утра постреливает…

– Я не про ваше ухо!.. Что Ирина себе позволяет? И главное, на каком основании?

– Вероника! Ну, вы же знаете, Ирине не нужны основания! Она работает, как умеет. И пока только благодаря этому мы держались на плаву.

Оксанка всегда стоит за Чижову горой. Если бы не она, Ирку уже давно бы поперли отсюда поганой метлой.

– Вот лично вы, Оксана, можете поручиться, что это было в последний раз?

– Лично я? Нет… Во всяком случае, насколько я знаю Ирину.

– Вот видите! – пожала Вероника плечами. Поправила на пальце огромный изумруд, так чтобы, если кто не видел, имел в виду. И тоже устремилась наверх. Но я ее задержала.

– Вероника Леонидовна!.. – В отличие от Оксанки, которая боится однажды по ошибке назвать ее Вероникой Маврикивной, я всегда зову директоршу только по имени-отчеству. – Вы не могли бы уделить мне минутку?

– Да. Что вы хотели, Полина?

– Мне необходимо уехать на несколько дней. Возможно даже, недели на две, на три. Я могу это сделать?

Вероника озадачилась.

– Олег! – обернулась она к заскучавшему менеджеру. – Вы сможете сами довести «Политэк»?

– Конечно.

– А Управу?

– Да вообще без вопросов.

– Хорошо, – позволила она мне, – вы можете уехать, Полина. Но я вам даю на все про все пятнадцать дней. Впереди декабрь. У нас перед Новым годом ожидается много заказов.

– Хорошо, я постараюсь вернуться…

– Вы меня слышали? Пятнадцать дней! Припечатала и ушла.

Я чуть было снова не присела всплакнуть. Все-таки обидно! Я же не какая-нибудь рабыня Изаура!

Меня отвлекла Оксанка.

– Куда это ты намылилась?

Пришлось взять себя в руки и вкратце изложить свой план.

Оксанка, выслушав, пришла в полный восторг.

– Класс! Обожаю кататься на твоем драндулете! Если учесть, что я по городу-то к концу поездки уже в дупелину, то что со мной будет, когда мы приедем в Воронеж?

– Зайчонок, ну кто же тебя просит так пить?

– А что мне прикажешь делать с таким шофером, как ты? Тут или пить, или стреляться из двух пистолетов!

– Огучка! А ты что, тоже поедешь? – ЯДА, бледный, как тень, отирался уже неподалеку и жадно прислушивался к нашему разговору.

Почему он звал Оксанку Огучкой, для всех оставалось загадкой. Но если судить по пристрастию ЯДА к сочинительству хокку, можно предположить, что это прозвище дошло до нас откуда-то из Страны восходящего солнца.

– Ну а что же мне делать, Лешенька?.. – Оксанка окинула опечаленного дизайнера странным взглядом, сочетавшим в себе иронию и нежность одновременно. – Эта же клуша совсем без меня пропадет!

ДДА робко взял ее за пальцы. Цвет его щек при этом неестественно загустел.

– Огучка, а можно я подарю тебе одну вещь?

– Леш, да ты меня прям как в последний путь провожаешь! Ты не расстраивайся, эту вещь, если что, можно будет в гроб положить! Ну, на крайняк, со следующим покойником передать…

Какая же Дорохова циничная! Просто уму непостижимо! Не понимаю, почему у Олега это вызывает смех.

ДДА, кстати, тоже хмыкнул. Но потом напустился на нее:

– Зачем ты так говоришь? Ты разве не знаешь, что мысль материальна?

Он не выпускал ее пальцев. Все смотрел, как зачарованный странник. Убрал челку, лезущую ей в глаза…

– Помедленее, пожалуйста, – попросил Олег, – я не успеваю плакать.

Оксанка, обернувшись, рассмеялась.

– Программа «Жди меня» и я – ее ведущий Простокваша! – точь-в-точь как натуральный ток-мен протараторила она. – Вернее, просто Кваша…

Над этой белибердой они стали потешаться уже втроем. Одна я ничего не поняла.

Неужели это смешно? Да где у Дороховой глаза? Вот если бы меня кто-нибудь так любил!

Тут вылетела взбешенная Чижова.

– Знаешь, что сейчас мне сказал этот козел? – обратилась она к Оксанке, но, посмотрев на нас, осеклась. – Идем, покурим!

Курить в нашем офисе строжайше запрещено. Поэтому всем курильщикам (а курят у нас все, кроме меня и Олежки) приходится наслаждаться процессом на улице.

Девчонки утеплились, надев на плечи по куртке, и вышли за дверь. И только они это сделали, как с лестницы скатился разъяренный Талов. Я таким его еще отродясь не видела! Метнув в нас гневный взгляд, он слегка сбавил шаг:

– Что застыли? Почему не работает никто? Разгоню всех к чертовой матери!

«У-у, видать, Чижова наворотила дел!» – подумала я, поспешно утыкаясь в первый попавший каталог.

А Миша, быстро сообразив, где ему искать беглянку, чуть ли не ногой распахнул полуприкрытую дверь.

– Чижова! – гаркнул он. – Вы что себе позволяете? Я еще с вами не закончил!

– Да пошел ты! – послышался недовольный Иркин голос. – Я с сегодняшнего дня на вас не работаю!

– Правда? – почему-то очень обрадовался Миша и тоже исчез из поля зрения.

Через секунду вновь появилась Оксанка, юркнувшая назад с таким видом, будто была застукана за невероятно пакостным дельцем.

– Да-а, робяты! – вполголоса сказала она. – Страсти накаляются!

Все тут же стали закидывать ее вопросами: что, да как, да почему?.. Но она только отмахивалась:

– Да ладно вам! Чижову, что ли, не знаете? Прорвется! И прорвалась!

Они с Мишей вернулись через некоторое время, уже вполне миролюбиво обсуждая какую-то тему. Оксанка в тот момент как раз сидела у крокодилицы (как она называет за глаза Веронику). Упрашивала отпустить ее вместе со мной.

В общем все устроилось наилучшим образом. Страсти по Ирине улеглись. Крокодилица отпустила Дорохову на все четыре стороны. Да еще, в отличие от меня, не поставила никаких временных ограничений.

В ночь накануне отъезда мы сидели с Оксанкой в моей комнате и комплектовали вещи по разным пакетам.

– Так, термос и диски – в салон! – распределяла я. – Да! И прихвати еще вон ту подушку. Вдруг захочешь вздремнуть в дороге.

– Кто? Я?! Смеешься, что ли? Да мне впору с собой памперсы брать, а ты тут с какой-то подушкой!.. Эх, хорошо было бы прицепиться на тросу к рейсовому автобусу до Воронежа! – мечтательно сказала Оксанка.

– Да ладно тебе, зайчонок. Сама дотрясусь как-нибудь. Тем более что нам после Воронежа еще километров тридцать ехать. Мои ведь не в самом городе живут.

– А как там, кстати, мамина бабушка себя чувствует?

– Да так-то нормально. Не видит только совсем ничего. Лет десять назад хотя бы силуэты могла различать. Сейчас и этого нет.

Оксанка покачала головой:

– Как же так получилось, что она ослепла?

– Не знаю. Как-то ни с того, ни с сего. В один день померкло все перед глазами. Как будто свет выключили. А ведь она тогда, наверное, наша с тобой ровесница была.

– Вот ужас-то! Ты представь! В тридцать лет ослепнуть!.. Врагу не пожелаешь! – Оксанка суеверно перекрестилась.