Маша Царева - Московский бестиарий. Болтовня брюнетки

Парус гулко хлопал на ветру, который уносил Мишу все дальше от берега. Где-то далеко бесновался Валерка: он беспокоился за свою доску, за то, что Миша не сможет вернуться самостоятельно. Строптивый парус норовил вырваться из рук, но и Миша не сдавался. Разворачиваться к берегу не хотелось. Хотелось подставлять лицо солнцу, жмуриться на ветру, каждой клеточкой своего существа прочувствовать скорость. Миша вдруг забыл и о завтрашней летучке, и о том, что на берегу остался его портфель с важными документами и россыпью кредиток, о Ксюше, которая ждала дома и наверняка начала волноваться, обо всем.

Все закончилось тем, что на берег его возвращали спасатели в моторной лодке.

Валерка хлопнул его по плечу.

– Ну как?

– Валера… – у Михаила вдруг перехватило дыхание, – а сколько стоит этот твой виндсерфинг?

– Я же тебе говорил, – рассмеялся Валерка, – знаешь, а я сразу в тебе это почувствовал. Тебе было необходимо расслабиться. Тебя уже достала эта работа и эта жизнь. Все это на твоем лбу написано. Тебе был необходим этот катарсис. А оборудование стоит недорого, для начала можно подержанное купить.

Так Миша и поступил. На следующее утро явился на работу еще раньше обычного (никто не удивился, все привыкли к тому, что он трудоголик в последней, болезненной стадии), сразу же залез в Интернет, на форум виндсерфингистов. Подходящие доска и парус нашлись быстро.

С того самого дня Мишина судьба была, в общем-то, определена. Каждый вечер после работы он мчался в Строгино. Все удивлялись – как же быстро получается учиться у этого тихого очкарика… Странно, ведь с виду он совсем неспортивный…

Ксюша… Бедная толстая Ксюша, которая смотрела на него влюбленными и печальными глазами, будто бы понимала что-то, но не осмеливалась спросить. Он успел к ней привязаться, но полюбить не успел. Рядом с нею было удобно и уютно, Миша не раз намекал, что собирается довести затянувшийся роман до логического завершения, подслащенного шампанским и громыхающим мендельсоновым маршем. И вот только теперь подумал – а почему, собственно говоря, он в свои слегка за тридцать с такой тупой твердостью решил поставить крест на эмоциях? Как будто бы он старый вдовец, которому нечего ловить, кроме спокойной заботы, честное слово… Вокруг – целый мир, вокруг такое, а он каждый вечер возвращается к нелюбимой женщине, которая стесняется спать голой из-за лишних килограммов и зачем-то называет его зайчиком. Ему давно не хотелось близости. Он замечал такие вещи, которые влюбленный мужчина просто не должен замечать в легкомысленный период жениховства… У нее расширенные поры на носу. Когда Ксюша рано встает, в ее глазах красные прожилки. Она перестала брить ноги каждый день, и вот теперь, когда во сне она закидывает свою конечность на его бедро, Миша брезгливо вздрагивает. Горячая колючая плоть – словно стайка температурных ежиков пробегает по его ноге.

Он перестал бывать дома вечерами. Вокруг Москвы десяток баз серфингистов, и вскоре на каждой из них к Мише относились как к родному.

Он соврал Ксении о срочной командировке, а сам отправился с группой новых товарищей в Египет на десять дней. Море теплое, ветер сильный и ровный, как стена. За десять дней Миша научился такому, на что в Москве ушло бы несколько сезонов. Водный старт, скоростные повороты, глиссирование…

Когда он вернулся, загорелый, с горящими глазами, Ксения не выдержала. Разрыдалась, дуреха, швырнула на пол хрустальное блюдо, доставшееся ему от бабушки. Блюда он ей так и не простил – было обидно, что для демонстрации экспрессии она выбрала именно ностальгический, ничем не заменимый предмет, а не какую-нибудь икеевскую чашку за пятнадцать рублей. Сухо признался: да, у меня другая женщина. Да, я возил ее на курорт. Да, больше не люблю. Зачем соврал? Но так было проще, скажи он правду – Ксения все равно не поняла бы ничего.

Следующим утром он проснулся один – наскоро собрав вещи, она навсегда покинула его квартиру. Не осталось ни сожаления, ни грусти – может быть, лишь легкое чувство вины.

Миша взял еще десять дней за свой счет и отправился на юг Испании, в Тарифу, Мекку всех виндсерферов мира.

Однажды его вызвал на ковер начальник.

– Вы что себе позволяете? – сдвинув брови, поинтересовался он. – Вы в курсе, что за последние полгода вы были в отпуске на пять лет вперед?

Случись этот разговор на несколько месяцев раньше, алая краска стыдливого смущения рваными пятнами растеклась бы по его лицу. Миша, ссутулившись, принялся бы суетливо и бестолково извиняться, а потом вернулся бы в кабинет и с утроенным рвением приступил к работе.

А сейчас он насмешливо посмотрел шефу прямо в глаза (тот не выдержал и отвел взгляд) и неожиданно для самого себя вдруг озвучил желание, робко пульсирующее в мозгу несколько последних месяцев:

– Я увольняюсь.

Такого не ожидал никто – ни экс-коллеги, ни даже новые друзья-виндсерферы. Мишину историю пересказывали как анекдот. Но ему было все равно – он собирал чемоданы в Юго-Восточную Азию. Там, на тропическом островке N., он проведет как минимум полгода – наедине со своей новой любовницей – морем.

…Мерное жужжание факса, безжизненный сквознячок кондиционера, истоптанное ковровое покрытие, ежедневник, в котором места свободного нет… все осталось в прошлом, постепенно стиралось из памяти. Настоящее было волнительным, как адреналиновый укол. Оранжевая полоска ласкающего ступни мелкого песка, волны с белыми кудряшками, солнце, влажной чернотой прилипающее к лицу, и хлопающий на ветру парус…

Мы с Ксюхой узнали о том, что Миши больше нет на этом свете, намного позже, чем его тело истлело в прогретой до самого ядра тропической земле. Через несколько лет после изложенной выше истории. Я, как всегда, отлынивала от работы, бездумно бродя по бескрайним просторам Интернета. И случайно наткнулась на небольшую статью, сообщающую о смерти русского виндсерфера, который на протяжении двух лет вел аскетическое существование где-то в тропиках. Погиб он от сердечного приступа, настигшего его прямо в океане. Приглядевшись, я узнала в фотографии бедняги нашего Михаила.

Тем вечером мы с Ксюхой встретились в одном из малолюдных баров, затерявшихся в переулках близ Садового кольца. Я показала ей распечатку. Ксюха читала медленно и вдумчиво. С тех пор как почти три года назад она рассталась с Мишей, у нее так никого и не было – ни мужчины, готового отвести в ЗАГС, ни даже эпизодически всплывающего из городской круговерти любовника. Не знаю почему. Выглядела она великолепно – нервная депрессия трехгодичной давности безвозвратно съела лишние килограммы, которых она так всегда стеснялась.

– А я догадывалась, – призналась Ксюха, закончив читать, – я понимала, что здесь что-то не так. Не в обычной бабе все дело…