Ольга Болгова - История о сене и собаке

— Здесь не слишком хорошо готовят… Тебе понравилось, как приготовлено мясо?

— Я не пробовала…

— Почему? Только что подали… Мясо жестковато… Думаю, лучше будет форель или иная рыба. И салат очень грубо нарублен.

— Как хочешь, — ответила я щеке Федора.

— Ты не правильно относишься к вопросу, некорректно…

— Ну и пусть, — буркнула я. — Давай молча потанцуем.

— На своей помолвке ты могла бы быть и повеселей, Даша, а то странно как-то, словно тебя ничто не радует…

Слова Федора попали на благодатную почву и навели меня на мысль, что я должна сейчас что-то сделать, чтобы остановить свою, явно пришедшую в движение кровлю. Поступить экстремально, удалившись с этого праздника жизни, на котором я почувствовала себя чужой и лишней? Этот вариант отпадал, поскольку не останавливал, а, наоборот, активизировал дальнейшее движение рассудка в неверную сторону. Поступить бездарно просто и отечественно традиционно: напиться и пойти в разнос? Результат будет тот же, что и в первом варианте. Оставалось сохранять хорошую мину при плохой игре, чего бы это ни стоило, попытавшись каким-то образом удалить маячащий передо мною дождь и серьезный взгляд господина Лудовина.

Как часто бывает в критические моменты, мой желудок, посовещавшись с нервами, решил экстренно напомнить, что его хозяйка почти ничего не съела за вечер, зато выпила натощак шампанского.

— Знаешь, я что-то проголодалась, — сказала я Федору, который как-то уж слишком напористо прижал меня к себе.

— Я тоже… — дыхнул он мне в ухо.

Идиотка! И о чем я только думаю? Нет, у меня явно не на месте мозги.

— Федя, доро… — я запнулась и, откашлявшись, продолжила: — Я имела в виду то, что сказала: проголодалась, значит, есть хочу, и ничего иного.

Я — муха, а мужики — пауки, плетущие свою липкую паутину… Муха, муха, цокотуха, позолоченное брюхо… да, и брюхо у меня сегодня позолоченное, и чаем я всех угостила… и в женской корысти меня обвинили, и попала я в какие-то сети. Может быть, это от двух бокалов шампанского натощак? Любезная подруга, твои мысли как будто отдают бутылкой…

К счастью, музыканты сыграли последний аккорд, и у меня появился серьезный повод рвануть к столу, невзирая на Федора и его любовные потуги. Кристина, чудная моя подруга, словно услышав мой зов, пристроилась рядом с бокалом и тарелкой, оттеснив Федора, который тут же попал в лапы моей матушки.

— Ужасно есть хочу, — сказала я подруге.

— Мясо не ешь, так себе, а попробуй во-о-он тот салатик с крабами, славная вещица. И эта штука с грибами, не знаю, как называется, очень вкусная… короче, давай тарелку, поухаживаю за… невестой.

Кристина взяла инициативу в свои руки, а я, в который раз за сегодняшний вечер, покорно согласилась. А дальше слепая судьба, явно зацепившая меня своим вязальным крючком, приняла простое решение, избавив от всех накативших проблем: желудок не выдержал гремучей смеси шампанского, доброй порции крабового салата и чего-то грибного: мне так поплохело, что пришлось покинуть ресторан по примитивным физиологическим причинам.

Рабочая неделя накрыла налоговой проверкой и проблемами с субподрядчиками, вернув мои мозги в относительно рабочее состояние. Лудовин со своими глазами убрался в пассив, лишь по вечерам, да во время трапез и переездов из пункта А в пункт Б, давая о себе знать в качестве объекта моих дедуктивных размышлений. «Он пришел в ресторан, потому что Рита сказала ему о моем приглашении? Он пришел с Ритой или отдельно от нее? — думала я. — Предположим, он сидел в соседнем зале и вышел вслед за мной. Или стоял на улице, в ожидании? Почему? Решил соблазнить богатую даму, чтобы таким образом подняться из пепла, в котором зарылся? Испытывает ко мне какие-то чувства? Он сделал меня объектом какого-то личного шоу, от которого получает удовольствие?»

Я не могла принять ни одну из версий. Первая и третья разбивались о жесткий аргумент, что он не искал встреч со мной, скорее, это я постоянно втягивала его в свои нравоучительные беседы. Вторая была слишком неуместной и нелепой, но противно волнительной. И если он и неравнодушен ко мне, то какое мне до него дело? Неужели я могу неровно дышать к человеку, который не подходит мне ни по каким параметрам? Бывший футболист с темным прошлым, чернорабочий на стройке, а сейчас, возможно, безработный. Я ничего не знаю о нем. Где он живет? С кем? Он подцепил Риту и оставил ее, безо всяких объяснений. Любовью оскорбить нельзя? Ничего подобного, можно, да еще как!

Углубившись в работу, я забывала о нем и связанных с ним перипетиях, затем снова вспоминала. Но особенно назойливо наталкивали меня на мысли о Лудовине встречи с Ритой, с которой, по правде говоря, я бы предпочла и вовсе не встречаться, но, как назло, постоянно сталкивалась на просторах нашего офиса. Рита здоровалась со мной сквозь зубы, всем своим видом демонстрируя оскорбленное невесть чем достоинство. Мне не хотелось разговаривать с нею, но на третий день подобного обращения я все-таки не выдержала и решила поставить нахальную родственницу на место, поскольку даже секретарша Аня осторожно спросила меня, что случилось с Маргаритой Николаевной.

Выкроив окно в до отказа забитом делами рабочем дне, я попросила Аню вызвать ко мне инженера по технике безопасности с отчетными материалами по экологии и загрязнению нашей компанией окружающей среды — эти вопросы были возложены на хрупкие плечи Маргариты.

— В чем дело, Рита? — без обиняков начала я, когда виновница моих терзаний явилась в кабинет с тонкой синей папкой в руках, стуча непомерной высоты шпильками.

— Я принесла документы, которые вы просили, Дарья Васильевна, — объявила она с невозмутимым видом.

— Положите их на стол, Маргарита Николаевна, — холодно ответила я, — и присаживайтесь. Кажется, нам с вами есть о чем поговорить. И серьезно.

Рита положила на стол папку и села, намеренно уставившись в сторону окна.

«Пригрела на груди змею», — мелькнула злобная мысль, но я постаралась подавить ее и продолжила: — В чем дело, Маргарита Николаевна? Отчего это у вас в последнее время такой расстроенный вид? И я полагаю, с начальством можно вести себя и поприветливей!

— Вы прекрасно знаете, в чем дело, — ответила Рита, так и не отводя взгляда от окна, словно там, за стеклом, разыгрывалось какое-то представление. Я даже невольно посмотрела в ту же сторону, но, естественно, ничего, кроме привычного серого здания напротив, не увидела.

— Рита, — сказала я, сдерживая закипающее негодование, — свои личные дела и взаимоотношения следует оставлять за порогом офиса. Здесь мы работаем. Заметь. Ра-бо-та-ем! А не выясняем, кто кого, с кем, почему и за что! — я говорила и не верила себе. Если бы все на самом деле обстояло так! Наш офис кипел страстями и выяснениями отношений, человеческий фактор процветал пышным сорняковым цветом. Правда, до меня доходили лишь отголоски и краткие обзоры происходящего в Анином исполнении и интерпретации, да я, собственно, никогда этим материалом и не интересовалась в силу иных предпочтений и служебного положения. Но сейчас дело дошло до того, что я сама оказалась в центре разборки на личном уровне, да еще с кем, с инженером по ТБ, с родственницей, которая обвинила меня в том, что я увела у нее мужчину! И какого мужчину! Подумать только!