Татьяна Веденская - Муж объелся груш

– Ну, а что тут такого? – удивилась Нинэль, протягивая мне пачку с тестом.

– Просто это как-то совсем не похоже на тебя. Ты и Веника-то норовишь свалить на мать.

– Много ты понимаешь! – фыркнула она.

– Нет, правда. Как вы тут будете? – спросила я, распечатывая тест и читая инструкцию. Мне даже не верилось, что все это действительно происходит со мной.

– Все поменялось. Наш дом поставили на снос. И, понимаешь, если у нас будет двое детей, нам дадут трешку. Особенно если получится родить девочку, – поделилась со мной сестра.

– Поставили на снос? – вытаращилась я. – Это что же, могут и мне что-то дать?

– Тебе, наверное, с родителями дадут. Ты же одинокая, – как ни в чем не бывало заявила она. Я не стала с ней спорить, не тот момент. Схватив коробку и действительно скрестив пальцы за спиной, я побежала делать тест. Чего я хотела? Одной полоски или двух? А вот в этом месте проблема. Я сама не знала, чего хотеть. С одной стороны, еще один ребенок после того, как тяжело все было с Соней. Снова пеленки, соски, крики, а ведь и Соню надо будет тоже тянуть. Все это не выглядит разумно. Разумно. Но вот если разум отключить, я вдруг подумала, что это же ведь будет ребенок Федора! Маленький Федор или Федора, существо, которое я буду любить больше всего на свете (после Сони, конечно). И которое наверняка полюбит он, мой Федор. Так что сказать точно, какого результата я ждала, а какого боялась, было трудно.

Предложенные тестом две минуты я просидела в ванной, не отзываясь на мамины призывы выйти поговорить. Только Бивис разделил со мной эту минуту славы. Не знаю, был ли он рад или отнесся к этому как ко временному пленению. Но так или иначе он оказался запертым в ванной вместе со мной. Мы сидели и смотрели друг другу в глаза, я – голубыми, он – кошачьими, желтыми, глубокими и осмысленными. Меня все еще немножечко мутило, но, с другой стороны, меня грела мысль о том, что я все-таки смогла, наконец, высказать Денису все, что я реально о нем думаю. И не в словесной, вербальной, так сказать, форме, в которой я была не сильна, а в самой что ни на есть невербальной. Это мое мнение он запомнит надолго. Бивис мяукнул и спрыгнул со стиральной машины.

– Думаешь, пора? – вздохнула я и подняла полоску со стеклянной полочки. – Вот черт! Две!

«Уверена?» – словно бы переспросил Бивис и потерся об мою ногу. Я еще раз внимательно посмотрела на тест. Одна из полосок была жирнее другой, а вторая еле просматривалась, но она определенно была. Итак, значит, у меня две новости. Одна хорошая, а другая – как посмотреть. Хорошая заключается в том, что я, значит, все-таки умею готовить заливное. И выбирать продукты. И вообще я, возможно, неплохая хозяйка. А тошнило меня совсем по другой причине. А вторая новость… Чтобы ее узнать, я достала из кармана телефон и набрала наш с Федей домашний номер.

– Привет.

– Да, как ты? – скучающим тоном спросил он. – Все нормально? Я тут задремал.

– Можешь забрать меня пораньше? – спросила я, еле сдерживая дрожь в голосе.

– Не вопрос. Что-то случилось? – заволновался он.

– В общем, да. Случилось… кое-что.

– Что они там удумали опять? – возмутился он. – Ты откуда звонишь? Они рядом?

– Я из ванны. Я тут… прячусь. Сколько тебе надо времени?

– Выхожу, – коротко, по-военному отрапортовал он и отключился.

Еще несколько минут я сидела на бортике ванны и терла пальцами виски. Новость, конечно, ошеломляющая. Как же я могла быть такой дурочкой, надо было какие-нибудь таблетки пить или что еще. Но я все боялась: гормоны, вес. Похудела, блин. А он тоже хорош, вообще об этом не думал. Ладно, может быть, все к лучшему.

– Ты вообще там решила жить? – раздался из-за двери голос Нинки.

– Выхожу, – обреченно согласилась я, засунула тест в коробку, замотала в пакет, спрятала в сумку и только после этого открыла шпингалет. Нинэль смотрела на меня в ажитации. – Что блестишь глазами? – хмуро рявкнула я. – Интересно?

– А то!

– Так вот, это скорее мне дадут вашу трешку. Как матери-героине.

– Да?

– Караганда, – буркнула я.

– Так да или нет?

– Да, да, только не ори. И не вздумай родителям сказать, я тебя своими руками задушу, – предупредила я. На полном серьезе. Не хватало только мне сейчас воплей о позоре, внебрачных детях и всем таком.

– Я и не собиралась, – пожала плечами она. Но если она и смолчала, то только из-за того, что самой ей не улыбалась та истерика, которая могла начаться. – И что делать будешь?

– Сухари сушить. И в крошку перемалывать. Откуда я знаю, – злилась я.

– А я говорила, что у тебя от него будут одни неприятности! – радостно подбавила кипяточку сестрица. Но тут в коридоре образовалась мама, и мы обе заткнулись.

– Ой, Марусечка, как ты? Тебе лучше? Я же тебе говорила, что нельзя так быстро худеть. Совсем же здоровья не останется, – трепыхалась мама. – Пойдем-ка, я тебе чаю налью. Или, может, тебе кашки сварить, овсяной? Сладенькой!

– Мама, нет, – только замотала головой я, жалобно глядя на Нинэль.

Та смекнула, что, если продолжать в том же духе, я снова могу не совладать с чувствами и излить их на окружающих.

– Мамуль, оставь ты ее. Дай ей подышать.

– Да, ладно. Ниночка, ты права, – причитала мама. – Ой, но этот Денис, как теперь быть? Надо было видеть его лицо.

– Пусть радуется, что я такая добрая – дочку с ним отпустила, – злобно буркнула я, в изнеможении присаживаясь на кушетку в прихожей.

– Ты что, уходишь? Ты же собиралась побыть до вечера!

– Мам, я думаю, что у нас у всех немного нарушились планы, – усмехнулась я, переглянувшись с Нинэль. Та подняла взгляд к потолку и вздохнула.

– Так ты же… тебя же встретят позже.

– За мной уже выехали, – успокоила ее я.

– Надо же! – фыркнула она и пожала плечами.

В этом вся мама, она любит меня, конечно. Я не сомневаюсь в этом, она тоже баюкала меня, когда я была маленькая, и волновалась, если я задерживалась где-то по вечерам. Но она всегда почему-то верила, что я эдакий неудавшийся экземпляр, такой блин комом, хоть и не первый. Почему так – понятия не имею. Вроде бы поводов таких особых я никогда не давала. Но все равно, она даже поверить не может, что ради меня какой-то мужчина едет в самый мороз и метель, чтобы забрать из дома. Пешком бы добралась, на метро. Не сахарная.

– Мам, я пойду, у подъезда постою. Мне что-то душно. Не провожай. Папе передай мои извинения, ладно? Пусть он не злится.

– И ты тоже не обижайся, если что. Мы просто считаем, что у Сонечки должен быть отец.

– Да уж, – кивнула я, стоя в дверях.

Пусть даже и такой, все равно лучше, чтобы он был. И потом, кто знает, может быть, хоть он и не любил меня, но полюбит в итоге ее? Что я понимаю в таких делах?