Маша Царева - Силиконовые горы

Наверное, заметил, как меня трясет, и пытался успокоить доступными ему способами. Оставалось надеяться, что он не собирается демонстрировать мне фотографии из операционной – кровавые брызги под скальпелем на чьем-нибудь лице.

– В Индии пленным врагам отрезали носы, чтобы легче было определять неверных.

Нервно сглотнув, я подумала, что съеденный на завтрак сэндвич явно был лишним.

– А местные лекари научились частично восстанавливать ткани. Вырезали лоскуты кожи оперируемого и приживляли на нос. Забавно, да?

– Смешнее некуда, – пробормотала я, – просто анекдот.

– А настоящая ринопластика, в современном понимании этого слова, впервые была проведена в Берлине в 1898 году. Хирург рискнул укоротить нос некоему застенчивому молодому человеку. И неожиданно для всех операция прошла вполне успешно!

– Доктор, может быть, уволите меня от исторических подробностей? – не выдержала я. – Занудства я и в школе натерпелась, оттого и сбежала оттуда в пятнадцать лет. Я пришла сюда, чтобы изменить форму носа.

Он не рассердился. И даже наоборот – выражение лица доктора Каховича свидетельствовало о том, что мое поведение ему импонирует! Может быть, то была профессиональная привычка постоянно общаться с психически неуравновешенными пациентами (одна девушка-попугай чего стоит!). Интересно, много ли времени необходимо для того, чтобы выработать такой взгляд – добрый, внимательный и понимающий.

– Вы сами не знаете, нужна ли вам операция, так? – тихо спросил он.

– Моя приятельница сделала. И очень изменилась. Она говорит, что изменилась вся ее жизнь.

– Понимаю, – улыбнулся он. – Хотите кофе, Алиса?

– Разве мое время не подходит к концу? – я бросила взгляд на часы, висевшие над его столом. – Меня предупредили, что консультация длится двадцать пять минут.

– Это так, но… Бывают и исключения. Я просто хотел, чтобы вы взглянули вот на это.

Не вставая со стула, он одной рукой нажал на кнопку стоящей на подоконнике кофеварки, а другой извлек пластиковую папку из верхнего ящика стола. В папке оказались фотографии – немного, десять снимков. И на каждом – два лица, которые (я это поняла, признаюсь, не сразу) принадлежали одному и тому же человеку. Классика жанра – «до» и «после».

На одном из снимков снулая грузинка с жирно подведенными глазами безо всякого выражения смотрела в объектив. На другой фотографии она же улыбалась в камеру, преображенная. Куда-то подевались намечающийся двойной подбородок и мешки под глазами. Грузинка белозубо улыбалась и таращилась в фотообъектив с выражением ничем не омраченного счастья на молодом, свежем лице.

– Хотите сказать, что это не фотошоп?

– Обижаете, – уголками губ усмехнулся Кахович, – но у нее немного другая ситуация. Борьба со старением – естественный процесс. В наше время быть старой и морщинистой не просто неприлично, но и унизительно.

– Интересная теория, – хмыкнула я, – мне всегда внушали, что унизительно быть подлой и мелочной.

– Одно другому не мешает. Интересная вы девушка, Алиса. И совсем не похожа на других клиенток вашего возраста.

Это была распространенная до оскомины форма заигрывания, но услышать такое все равно отчего-то было приятно.

– В чем же мое отличие?

– Знаете, что такое дисморфофобия, Алиса?

Я смущенно промолчала.

– Патологическая неудовлетворенность собственным внешним видом при отсутствии видимых уродств. Вот только что у меня была девушка. Красивая, надо сказать. Яркая. Наверняка вы обратили на нее внимание.

Он явно говорил о девушке-попугае.

– Восемь операций на лице, три на груди, две липосакции. Уговаривает меня в очередной раз поменять имплантанты. Раньше ее не устраивала форма, теперь – размер.

– Вы уверены, что не обязаны хранить врачебную тайну? – немного удивилась я. Интересно, а меня словоохотливый доктор тоже намерен светски обсуждать с другими пациентками.

– Не волнуйтесь, это особенный случай, – усмехнулся Кахович, – девушку зовут Наталья, и она совсем не скрывает, что с собою сотворила. Можно сказать, она живая реклама моей клиники. Приходит и треплется в коридоре с ожидающими, опытом делится. Но я, кажется, отклонился от темы. Так вот, Наталья – классический пример дисформофобии. Она никогда не будет довольна собой, сколько бы операций мы ни провели. А вы, как я вижу, не страдаете от нелюбви к себе.

– Я считаю себя некрасивой, – честно призналась я.

– Но это вам никогда не мешало, не так ли?

– Что-то я не понимаю. То вы говорите, что мне не помешали бы новые нос и губы, а теперь пытаетесь отговаривать, так, что ли?

– Ну что вы, – мягко улыбнулся Кахович, – если хотите знать, я убежденный фанат пластической хирургии. Когда-нибудь, возможно, я даже расскажу вам, почему. Но на первой консультации я всегда ставлю воображаемый знак вопроса… – он помолчал, а потом, вкрадчиво улыбнувшись, добавил, – таковы правила нашей клиники, Алиса.

На мое лицо был направлен ослепительный свет лампы-лупы. Зайдя в кабинет, я смущенно проблеяла, что целью моего визита является… ну, допустим, нос, – после чего Кахович уверенно перехватил инициативу в свои простерилизованные руки.

Почему-то в глубине души я надеялась, что Кахович, возможно, примется меня отговаривать. Не избалованная комплиментами полузнакомых мужчин, я бы с интересом выслушала монолог о преимуществе внутренней красоты. Ведь выгнал же он Наталью!

Но ничего подобного не произошло.

– Нос, значит, – задумчиво протянул Владимир Михайлович.

Я обреченно кивнула.

– На вашем месте я бы подумал и о губах. Ваш типаж украсят сочные губы.

То ли мушкетерами мы себя чувствовали, то ли гардемаринами, то ли беззаботными пассажирами «Титаника», поднимающимися на борт.

Выйдя из кабинета Каховича, я обнаружила, что и Ксения, и Наташа ждут меня в коридоре. И это меня (вот странно!) почти не удивило. Словно мы подписали невидимый и нерушимый контракт, который обязывал отныне делить натрое все пластические проблемы. Правда, в тот момент я так до конца и не поняла, зачем наше скромное общество могло понадобиться Наташе – ведь она была постоянной клиенткой клиники и сама могла выступать в роли консультанта по любому вопросу, связанному с пластической хирургией. Но потом, познакомившись с ней поближе, я поняла, что Наташке было просто очень одиноко. За небрежно предложенную дружбу она ухватилась как утопающий за соломинку.

Возле ворот Наталью ждал БМВ-7 стального цвета. Предупредительный водитель в сером пиджаке распахнул перед ней дверь, из кожаного салона пахнуло дорогими духами и ванильным ароматизатором.

– Девчонки, – вдруг обернулась к нам обладательница этой роскоши, – а вы очень спешите?