Сьюзен Элизабет Филлипс - Что я сделал ради любви

— Потому что был идиотом! У меня не было семьи, и я думал… Черт, каким же я был болваном тогда!

Но Джорджи и так прекрасно понимала, что им руководило в то время.

Брэм сник и отвел глаза.

— Парни говорили, что Рори все это придумала. Я хотел верить им, вот и поверил. А когда поумнел, ее уже не было рядом. К тому времени как я отыскал ее, моя карьера пошла ко дну. И, скажем так, она усомнилась в искренности моих извинений.

— И теперь получила возможность отомстить.

— Еще ничего не кончено. Она хочет получить сценарий, и он обойдется ей гораздо дешевле со мной в придачу. А вот когда срок прав истечет… стоимость его взлетит до небес. — Брэм рассуждал как деловой человек. — Сегодня придется вести тонкую игру. Она тебя любит, и я должен в полной мере воспользоваться этим преимуществом. Объятия, поцелуи, сплошная нежность и тому подобное. Никаких ехидных шуточек.

— Все подумают, что мы больны.

— Я рассчитываю на твою помощь. Нужно, чтобы мы смогли поговорить с Рори с глазу на глаз, — пробормотал он и, оглядев стол, покачал головой: — Советую тебе найти флориста. А я со своей стороны найму бармена и официантов. Да, и нужно нанять хорошего повара.

Джорджи властно подняла руку:

— Уймись. Никакого флориста. Никакого бармена. Чаз готовит кебабы.

— Рехнулась? Мы не можем подавать Рори Кин кебабы.

— Доверься мне. Помни, у меня свои, эгоистичные мотивы убеждать Рори финансировать твой проект. Если испортишь все дело…

— Джорджи, я уже говорил: мы будем проводить пробы на роль Элен…

— Оставь меня в покое. И без тебя дел полно.

Главное — нужно помочь ему убедить Рори, что только он может снять достойный фильм. Если Рори увидит, каким он стал, может, и забудет его прежние идиотские выходки.

После ухода Брэма Джорджи стала расставлять свечи на веранде, но почему-то ее так и подмывало схватить видеокамеру. Сегодня, в такой день, ей следовало бы оставить Чаз в покое, однако то, что началось как каприз, постепенно превращалось в одержимость. Кроме увлечения личностью Чаз она также постепенно влюблялась в процесс съемки и возможность запечатлеть на пленке жизнь других людей. Джорджи и не подозревала, насколько интереснее не стоять перед камерой, а снимать самой.

Она нашла Чаз в кухне, где та делала имбирно-чесночный маринад.

Увидев Джорджи, Чаз положила нож на листья чеснока и отвернулась.

— Уберите камеру! — попросила она.

— Почему ты не позволяешь помочь тебе? Мне скучно, — ответила на это Джорджи.

Она прошлась по кухне, любуясь хорошо организованным хаосом.

— Идите снимайте уборщиц. Вас, кажется, это очень развлекает.

— Да, мне нравится говорить с ними. Я, например, узнала, что Соледад посылает большую часть денег в Мексику, матери, и поэтому вынуждена жить вместе с сестрой. Их там шестеро, в однокомнатной квартире, можешь себе представить?

Чаз снова взяла нож и приготовилась резать чеснок.

— Подумаешь! Она зато не спит на улице.

— А ты что, спала на улице? — насторожилась Джорджи.

Чаз низко опустила голову.

— Я ничего подобного не говорила.

— Зато рассказывала, как тебя уволили, после того как ты попала под машину и сломала руку. — Джорджи подняла камеру. — И я знаю, что тебя обокрали. Остальное вполне можно додумать.

— На улицах полно бездомных детей. И ничего с ними не делается.

— Все же тебе, должно быть, пришлось трудно. Столько грязи, и никакой возможности прибраться.

— Ничего, я справилась. А теперь уходите. Я серьезно. Мне нужно сосредоточиться.

Джорджи и сама чувствовала, что пора уйти, но бурные эмоции, кипевшие под непробиваемым с виду фасадом Чаз, с самого начала влекли ее, и почему-то казалось жизненно необходимым запечатлеть все на пленку. Сейчас она решила сменить тему:

— Ты нервничаешь потому, что приходится готовить больше чем на одного человека?

— Я практически каждый вечер готовлю больше чем на одного человека, — возразила Чаз и ссыпала нарезанный чеснок в миску, где уже лежал очищенный имбирь. — Я ведь и на вас готовлю, если помните.

— Но для меня ты готовишь без души. Честное слово, Чаз, у тебя даже десерты выходят горькими на вкус.

— Неправда! — возмутилась Чаз, резко вскинув голову.

— Это всего лишь частное наблюдение. Брэму твоя еда нравится, и Мег тоже. Но с Мег ты, похоже, подружилась, а вот со мной…

Чаз плотно сжала губы и принялась быстро шинковать ножом зелень.

Джорджи подошла вплотную к столу:

— Смотри, будь осторожнее. Великие повара знают, что настоящая еда — это не просто смесь ингредиентов. В твоих блюдах отражается не только твоя сущность, но и твое настроение и отношение к другим людям.

Барабанная дробь ножа на мгновение стихла, но потом возобновилась.

— Я в это не верю.

— В таком случае почему твои десерты так горьки на вкус? — тихо спросила Джорджи. — Это ты меня так ненавидишь… или себя?

Чаз отбросила нож и уставилась в камеру. Ее обведенные черным карандашом глаза были широко открыты.

— Отцепись от нее, Джорджи! — раздался с порога голос Брэма. — Бери свою камеру и проваливай.

— Ты все ей рассказал! — набросилась на него Чаз.

Брэм вошел в комнату.

— Ничего я ей не рассказывал.

— Тогда почему она от меня не отстает? Она что-то знает, ты ей рассказал!

Гнев и ненависть Чаз к себе стали почти чертами характера, и Джорджи хотела разобраться, в чем дело, заснять ее историю на пленку как предупреждение для всех молодых девушек, поглощенных собственными планами.

— Да очнись же! Она все узнала от тебя самой. Это ты не сумела удержать язык за зубами! Сама все ей выложила! — возмутился Брэм.

Джорджи снова приказала себе убираться, но ноги отказывались подчиниться. Неожиданно для себя самой она сказала:

— Я знаю, ты не единственная девушка, приехавшая в Лос-Анджелес, которой пришлось выживать любым способом. Наверняка тебе приходилось несладко.

Чаз судорожно сжала кулаки.

— И все же я не была шлюхой. Ведь именно об этом вы подумали, верно? Что я была чем-то вроде уличной шлюхи.

Брэм окинул Джорджи убийственным взглядом и подошел к Чаз.

— Не обращай на нее внимания. Ты не должна ни перед кем оправдываться.

Но что-то сломалось в душе Чаз. Словно прорвалась плотина. Она смотрела только на Джорджи. Зубы ее обнажились в зверином оскале.

— И я не продавала наркотики! И сама не сидела на игле! — прорычала она. — Никогда! Мне всего лишь нужно было жилье и нормальная еда!

Джорджи выключила камеру.

— Нет-нет! — воскликнула Чаз. — Включите-включите! Вы же так сильно хотели это услышать! Так что включайте.

— Да нет, не стоит. Я не…

— Включайте, — свирепо прошипела Чаз. — Это важно. Сделайте так, чтобы это стало важным для всех.