Хейли Норт - Еще один шанс

Харриет потягивала минеральную воду, быстро принесенную молоденьким официантом. Донни научил Зака играть в шахматы. Пузырьки выпрыгивали из воды и щекотали ее рот. Она выпрямилась и отодвинула от себя стакан. Конечно, вот почему он остался с Оливией. Даже больше, чем Харриет, Оливия олицетворяла собой мостик к Донни.

Она открыла меню, но не видела ни одного слова. Ее сын почти не говорил о Донни. На своем столе он держал фотографию, на которой были они оба. Эта фотография была сделана в одну из их поездок в Дулитл, одну из многих, которые они предприняли вдвоем, в то время как Харриет оставалась в Нью-Йорке.

Донни учил Зака ездить верхом. Они оба сидели на лошадях в загоне Смит-Плейса. Донни сиял от гордости за Зака, такое же выражение отражалось в улыбке восьмилетнего ребенка. Он прирожденный наездник, сказал ей по возвращении Донни. Оливия прислала фотографию восемь на десять в серебряной рамке. Она стояла на рояле рядом с другими семейными фотографиями, пока они не вернулись домой с похорон Донни.

Не говоря ни слова, Зак убрал свой чемодан, потом вернулся в огромное пространство, которое они называли гостиной. Харриет стояла, глядя на огни внизу, удивляясь, как жизнь может продолжаться для стольких людей, когда для других она больше не существует. Она видела отражение Зака в окне и наблюдала, как он молча подошел к роялю, посмотрел на фотографии в рамках, взял одну и ушел в свою комнату.

Позже, перед тем как лечь в постель, но не спать, она постучала, чтобы проверить его. Фото с Донни и Заком верхом на лошадях стояло на столе Зака.

Пять лет, как Донни умер.

Пять лет прошло с тех пор, а Харриет по-прежнему не знала, как сказать Заку правду.

– Вы уже сделали выбор?

Она вздрогнула. Тяжелая серебряная вилка слетела на покрытый ковром пол.

Официант поднял вилку и извинился, что напугал ее.

– Нет-нет, – улыбнулась она ему. – Вы здесь ни при чем. Я просто задумалась.

Сделала ли она выбор? Бездействие – это тоже выбор, подумала она. Но потом она вспомнила о свой решимости продолжать поиски. Как легко было бы позволить этой решимости ускользнуть на задворки ее сознания, но так дело не пойдет. Или пойдет? Почему не оставить все это? Донни любил Зака.

А что же родной отец Зака? Разве он не любил бы его так же сильно?

– Я могу подойти попозже, – сказал официант, – но кухня закрывается через пятнадцать минут.

Ну конечно, закрывается. В Дулитле все закрывается рано. Харриет заказала первое, что попалось ей на глаза – филе миньон и салат, – и потом окинула взглядом бар. Ей лучше жить настоящим моментом и избегать многочисленных «если» и воспоминаний, угрожающих перегрузить ее мозг.

Она повесила свое красное кашемировое пальто на пустой стул, стоящий напротив, и положила сверху сумочку. Она подумала, не поискать ли в сумочке телефон и отойти позвонить родителям, пока не подали салат. Харриет знала, что должна позвонить им; она заставляла себя сделать попытку. Они, конечно, узнают, что она приехала. Они, вероятно, уже знают, что она была у Оливии и еще не поселилась в «Скулхаус инн».

Кому в Дулитле нужен мобильный телефон?

Подошел официант с ее салатом и новой вилкой, так что Харриет решила оставить все как есть. Ее родители, наверное, так же страшатся встречи с ней, как она с ними. Никто не будет знать, что сказать, но тем не менее ее мать будет болтать без умолку, при этом не говоря ничего по существу.

Забавно, что у нее и ее родителей так мало общего. Возможно, так было бы и у Зака с его родным отцом. Она знала его такое короткое время, что вряд ли могла сказать, похожи ли они чертами характера или поведения. Но одно она знала точно – и этого она не могла не знать своим восприятием художника, – насколько сильно они похожи. То же телосложение, те же темные волосы, темные глаза, подвижные брови, решительный подбородок. Гены угадывались безошибочно.

Харриет подняла вилку. Потом снова положила ее на стол. Она определенно слишком много и хаотично думает. Боже, в противоположной стороне зала, спиной к ней, у барной стойки, сидит мужчина, как две капли воды похожий на Джейка Портера.

Она заставила себя положить немного салата в рот. Прожевала. Проглотила. Ей нужно посетить психотерапевта.

Грезы наяву – это одно, но галлюцинации – это уже совсем другое.

А потом галлюцинация пошевелилась, повернулась в ее сторону и подняла бокал, как будто тостуя в ее честь.

Харриет заморгала, покачала головой и съела еще немного салата. Действительно, ей нужно освободиться от ранящих ее воспоминаний и обрести душевное равновесие.

Ужин длился бесконечно. Джейк чувствовал себя лишним в компании отца и Марты Уилсон. Он предлагал полковнику поужинать со своей подругой тет-а-тет, но тот уклонился от его предложения.

Ресторан был неплохой; еда и обслуживание в «Веранде» оказались даже лучше, чем ожидал Джейк. Но ситуация была неловкой.

Надо отдать им должное, они соблюдали приличия, но любой дурак мог увидеть – по тому, как они улыбались друг другу, по тому, как отец придерживал дверь, придвигал стул, предлагал ей соль и перец и слушал ее советы относительно меню, будто это были какие-то мудрые изречения, – что эти двое потеряли голову друг от друга.

Джейк не завидовал влюбленности отца. Но он просто не верил в счастливое продолжение отношений. Разумеется, его отец был точно так же влюблен в Ариэль, тогда, давно, иначе он не женился бы на ней. И как долго продолжалось это чувство?

Джейк положил сахар в кофе, одну ложку без верха. Напротив него за столом отец сделал то же самое. Джейк смотрел, как ложка движется по кругу.

Ложка повернулась и блеснула в мерцающем свете свечи, стоящей перед отцом. Округлые края вдруг выпрямились и преобразились в острый край ножа, зажатого в его детских руках… Он лежал в своей кровати, держа нож над лицом и наблюдая за игрой света на сияющем лезвии. Потом оказалось, что его отец и мать стоят над ним, оба пытаются забрать нож, оба кричат.

Джейк смотрел на них, а не на нож. Он почему-то понял, что крики и вопли, которыми обмениваются мамочка и папочка, имеют к нему мало отношения.

Он бросил нож в башню из деревянных кубиков и захлопал в ладоши, когда красные, желтые и синие кубики разлетелись по полу. Тем временем над его головой его мать и отец продолжали кричать друг на друга. Большинство его воспоминаний о родителях были именно такими.

Сейчас нет никаких криков, размышлял Джейк, наблюдая за отцом и его будущей невестой. Он потягивал кофе и думал, сколько времени пройдет, прежде чем пара, сидящая с ним за столом, начнет обмениваться злыми и ранящими словами.

– Завтра мы собираемся поехать в Лейк-Дулитл-Виллидж, – сказал отец. – Не хочешь поехать с нами?