Алина Политова - Серпантин

углом на нее смотреть. Своя мораль была у его отца, своя у Евы, своя у него

самого… Это не могло оправдать в его глазах поступок отца, такое было

невозможно. Потому что сейчас мораль отца интересовала Георгия так же, как

восемнадцать лет назад того интересовала мораль Евы. И то, что он, Герка,

собирался сделать, казалось ему правильным и справедливым. Он знал, что истиной

является лишь то, что он сочтет нужным. И никто не даст лучшего совета, чем

собственное сердце. Или может есть кто-то еще? Более мудрый? Тогда кто?.. Бог?..

Но тот бог, о котором кричали на каждом углу был богом евреев — и только. Может

им он и мог дать совет. А своих богов Георгий не знал. Своих богов славяне

давным-давно похоронили, дав себе тем самым право самим решать где пролегает

грань между добром и злом. Та бездонная пропасть, между краями которой всего

один шаг. А может пропасти и не было вовсе, как не было и самих этих крайностей…

И не стоит терзаться, ища оправдания каждому своему поступку..

Он был уверен в том что прав, его не мучили сомнения, он знал с самого начала

что нужно сделать и был уверен, что сможет. Но все-таки на какую-то секунду…

Вчера, обложившись горой книг по криминалистике и просидев над ними почти сутки,

он дочитался до того, что ему начало казаться, что он сам и есть обобщенный

образ всех тех убийц, монстров, которые глазели на него сквозь типографские

строчки. И тогда, именно в ту секунду когда его охватило это странное ощущение,

что-то в нем воспротивилось, восстало против самой идеи соединиться с толпой

этих безобразных ублюдков. Он понимал, что должен подавить этот протест в себе,

что ему ПРИДЕТСЯ подавить его, но сопротивление было настолько сильным и

болезненным, что боль эта вдруг трансформировалась в мучительный беззвучный

вопль. И тогда он впервые в своей жизни обратился к богу. К какому-нибудь,

любому богу, который мог его услышать. К тому, кто смотрит сверху на эту

безумную шахматную доску и может быть тихо посмеивается над глупыми блуждающими

в темноте пешками, королями, ферзями… И Георгий взывал к нему, кем бы он ни был.

Взывал, потому что сам не в силах был уже понять где же она, эта истина! Ему

нужен был свет, хотя бы маленькие проблеск, но…

Ответом была лишь звенящая бесконечная тишина. Там никого не было. Пусто, как в

старинном заброшенном доме. То ли боги давно умерли и покоились в своих звездных

саркофагах, то ли просто им надоело играть, и шахматная доска валяется

где-нибудь на задворках вселенной среди разбросанных по полу никому не нужных

фигур.

Но в тот момент когда он услышал эту необъятную тишину, ему все стало ясно. В

жизни осталась только одна истина — справедливость. И наша собственная совесть -

как мерило этой справедливости. Поэтому все поступки, мысли и желания любого

человека были направлены на поиск справедливости. Чаще для себя, изредка для

других. На поиск абстракции, что скрывалась за этим громким и красивым словом,

на поиск пустоты, наполненной каким-то вечно меняющимся смыслом. И любой

поступок, даже любое, пусть самое бессмысленное и жестокое преступление,

совершенное на этой маленькой планете, являлось лишь чьей-то попыткой

восстановить для себя справедливость. Свою, не понятную другим, но от этого не

менее реальную. Справедливость и совесть — прекрасные и возвышенные — на самом

деле они были лишь парочкой дорогих проституток. Ты расплачиваешься с ними своей

душой, а взамен они позволяют тебе трепать их как угодно. Все что хочешь! Любые

фантазии! Ведь цена достаточно высока…

Георгий уже расплатился. И он собирался получить за свою душу то, что ему

полагалось. Воспользоваться услугами.

Серпантин тугими хищными кольцами цеплялся за гору. Каждую минуту готовясь к

падению, Герка из последних сил удерживал руль на этом бесконечном повороте. Но

сбрасывать скорость он не собирался, нет. Пусть у того парня, что сидит за

шахматной доской и молчит будет еще один шанс остановить его. Пусть он швырнет

машину в пропасть если считает, что все идет не так, пусть заявит свою волю,

если он все еще там! Или благословит, позволив Георгию спуститься невредимым.

Герка чувствовал, что сходит с ума. Возбужденная дрожь, озноб, туман в глазах.

Острое предчувствие гибели… Он почти не видел дороги. Пот заливал глаза, где-то

глубоко-глубоко внутри жалобно поскуливал придушенный инстинкт самосохранения.

Но нет, только честно. Для чистоты эксперимента не спасать себя. Педаль до

отказа и вперед. Навстречу смерти. Впрочем, нет. Смерть уже была здесь, в

машине. Сидела на заднем сиденье и смрадно дышала ему в затылок. Вот только ЧЬЯ

смерть…

А ночью, сегодня ночью, Герке приснился его сын. Толстощекий карапуз с зелеными

глазами. Как жаль будет, если он не родиться…

Мысль эта, которую в другое время Георгий счел бы глупой и сентиментальной,

сейчас почему-то заставила его сердце сжаться и в глазах сразу прояснилось.

Впрочем, опасность миновала уже. 'Ауди' давно катилась по ровной дороге вдоль

роскошных дачных коттеджей Горного, а Серпантин досадливо скалился позади, с

сожалением прощаясь со своею ускользнувшей жертвой. Ну ничего, старый змей,

будет и тебе пища, на твой век хватит еще безумцев.

Да будет так, сказал сам себе Герка, я жив, значит я прав. В сердце его снова

поселился тот же благодатный покой, который он познал когда принял окончательное

решение. Этот покой был сродни отупению и не покидал его теперь уже до самого

конца. Ничего другого Георгию и не требовалось, чтобы сделать все правильно,

нужно иметь твердую руку, только так.

Остановив 'Ауди' возле знакомых ворот, он откинул со лба мокрые от пота волосы

и, взяв с заднего сидения тяжелый пакет с веселенькими Симпсонами на обеих

сторонах, вышел из машины.

Он медлил, разглядывая двухэтажный отцовский коттедж. Ему стало не по себе когда

он вспомнил, что это то самое место, куда отец привозил маленькую Еву.

Вероятно услышав шум машины, из дома выскочила девочка лет десяти с таким же

смуглым испанским личиком как и у Герки и с такими же большими карими глазищами.

Это была Ленка, его племяшка, дочка старшей сестры. Радостно визжа, она

бросилась к Герке, обгоняя такого же радостного Марика и, подскочив, прыгнула к

нему на шею.

— Ура!! Ты приехал! — Заверещала Ленка, не давая ему вдохнуть. — Марик

соскучился по тебе! Я соскучилась! А ты?

— Ну конечно, соскучился! Мы ж не виделись сто лет, правда? — постарался

улыбнуться Герка, но вдыхая запах ее волос, пропитанный какими-то дорогими