Светлана Дениженко - Дороже жизни

— Доктор? Почему не спал? — удивленно уставился на него парнишка.

— Тише, Хасан, сына разбудишь, — ответил Алексей шепотом, потом добавил, — К Дариде ходил.

— Опять?

— Ты же знаешь, Хасан. Все знаешь. Зачем тогда вопросы задаешь? — доктор переглянулся с парнишкой и они оба помолчали, каждый о своем.

Потом, поправив одеяло в люльке, Алексей обернулся к выходу, но остановился, будто не решаясь покинуть пределы хижины, спросил:

— Где Селима?

— Она с женой того, которого ты вчера лечил, к реке пошла, утром…

— Значит, разминулись, — угрюмо промолвил Горний, — Ты последи за Антошкой, я должен поговорить с ними, понимаешь?

— Да, Доктор, хорошо. А Селимее что сказать?

— Скажи, пусть будет с сыном. Я вернусь, но не скоро, — ответил Вешняков, выезжая за порог.

Лохматый Джин — пес, которого из-за старости не брали с собой уже на пастбище горцы, оставляли в поселке — подбежал, чуть прихрамывая, к Горнему и потерся об ноги.

— Привет, друг, — провел Алексей рукой по чуть жестковатой шерсти пса, улыбнулся, внимательно уставившимся на него глазам, — Все хорошо, Джин, все хорошо.

Но собаку не провести. Да и на сердце у Алексея было слишком не спокойно. Страх? Да, наверное, именно его чувствовал сейчас Горний Доктор, направляясь к друзьям. Будучи мальчишкой, он редко чувствовал по-настоящему холодный, бросающий в пот страх. Тогда казалось, что все можно преодолеть и все можно перебороть в жизни, если очень этого хотеть и верить в успех. И, как правило, у него получалось победить себя, перешагнуть через неуверенность и справиться с сомнениями и боязнью. В детстве все кажется простым и понятным. Почему же потом, становясь взрослыми людьми, теряется вера и появляется страх? Как легко можно было бы избавиться от многих ошибок и неприятностей, если бы оставалась в сердце детская вера в справедливость, честность в то, что все получится, если постараться. Сейчас же все его старания сводились только к одному — не дать уговорить себя на возвращение к прошлой жизни.

Тогда, в далеком беззаботном детстве, спасая дрозда, ребята связали себя узами дружбы на долгие годы. Они были больше, чем друзья. Скорее родными, очень близкими людьми. Несмотря на расстояние, разделяющее их, чувствовали боль и радость друг друга.

В солнечный светлый, непривычно теплый осенний день они с Ликой, Шутом и Конаном встретились после обеда на их месте — небольшой беседке в углу школьного сада и долго обсуждали судьбу птицы. Радовались победе над злом, а через несколько дней забрали дрозда из лечебницы и устроили в классе живой уголок. Дрозд вначале боялся и вздрагивал, когда кто-то из ребят пытался просунуть руку в клетку, чтобы поменять воду или корм, потом привык. Весной они выпустили птицу на волю.

Со слезами на глазах Лика долго махала рукой на прощание радостно стрекочущему дрозду. Тот вначале уселся на сосну и, пощелкав клювом, пропел что-то коротенькое звонким голосом, а потом, сделав круг над головой детей, скрылся за деревьями, улетел в лес, налаживать собственную жизнь.

Дядя Слава тогда сказал:

— Вы молодцы. Вон, как он обрадовался свободе. Вроде бы птаха, мелочь — а радуется жизни так, что иной раз и человеку бы не грех поучиться.

Сейчас отчего-то вспомнились эти слова сторожа и Алексей вздохнул. Он и так пытался радоваться каждому дню, каждому мгновению, что дарила судьба…, даже когда понял, что его жизнь изменилась до неузнаваемости. И страшила его сейчас не встреча с друзьями, а неизвестность, которую он не мог ни предугадать, ни обойти. Именно она и тревожила и мешала жить, как прежде. Чувство будто перед экзаменом. И вроде бы понимаешь, что сдашь, а вот на какую оценку, пока остается тайной.

Горний осторожно въехал в собственный дом, где очень боялся встречи с Ликой, хотя сейчас был уверен, что её там нет. Александр спал или же просто не открывал пока глаз, находился в полусне. Доктор проверил пульс у пациента и приготовил лекарства, ожидая, когда тот проснется.

Алексей сидел возле друга, вспоминая и детство и юность, как будто это все было только вчера. Александр, верно, почувствовал пристальный взгляд, его веки дрогнули и вот он уже смотрит на Алексея. В его глазах застыл вопрос и непонимание.

— Да, это я Саша. Люк, — первым нарушил молчание Доктор.

— Но почему же…

— Я не хотел, чтобы ты меня узнал. Как видишь, я теперь совсем не тот Алексей, которого ты знал когда-то.

— Лешка, друг! Это ли важно?! Важно, что ты жив. Понимаешь? — Александр сделал попытку встать, но застонал. Боль напомнила о себе.

Побледневший, прикусив до крови губу, он вновь упал на подушки.

— Тише. Ну и прыткий же ты у меня, — проворчал Алексей, вводя другу внутривенно обезболивающее, — Потерпи немного, сейчас легче станет.

Все еще не разжимая губ, борясь с болью, Александр выдавил из себя мучающий его вопрос:

— Почему…, почему ты ничего не сообщил, Лике?

Он медленно повернул голову и, поймав на себе взгляд Алексея, тяжело дыша, добавил:

— Она же любит тебя…

— Меня ли? Зря ты привез её в горы, Саша. Ни к чему хорошему это не приведет. Я не хотел бы встречаться ни с тобой, ни с ней. Жизнь разделила нас, пусть так все и остается. Я нужен здесь, этим людям. А вы…, вы — проживете и без своего Люка, — тихо, почти без эмоций проговорил Алексей.

И удивился тому, что может быть настолько сдержанным в таком непростом разговоре. Но друг не спешил сдаваться. И не смотря на то, что ему все еще трудно было разговаривать, ухватившись рукой за рубашку Люка, словно боялся, что тот исчезнет, чуть привстав, горячо зашептал:

— Лешка, ты же ничего не знаешь. Мы надеялись, что ты выжил после той аварии. Дрозды — они обладают самосохранением и мы верили, что у тебя, если с тобой был дрозд — имелись шансы на спасение. Мы искали тебя…, мы так долго искали тебя! — Шут выбившись из сил, вновь откинулся на подушку. Его волосы намокли от пота, а ладонь медленно разжалась, выпуская рубашку Алексея.

— Зачем? Неужели Лика не похоронила меня, став твоей женой?

— Кем? Кто сказал тебе эту глупость?!

— Это не так важно. Ты не думай, Саша, я не осуждаю вас. Жизнь все расставила по местам, и я даже рад, что все так, как есть. Ты всегда любил Лику и она, наверное, тоже, — не глядя на Александра, Доктор отъехал от него к столу, закрыл холодильник, выбросил использованный шприц. Пытаясь справиться с волнением, не оборачиваясь, посоветовал, — Уезжайте отсюда, как только сможете. Увези Лику. Я не хочу, чтобы она догадалась обо мне. Она не узнала меня, а я постараюсь больше не показываться ей на глаза.

— Дурак ты, Лешка, и не лечишься. Послушай меня: ЛИКА мне НЕ ЖЕНА, — с расстановкой и нажимом в голосе попытался Александр оказаться услышанным.