Татьяна Туринская - Сюрприз в бантиках

Эх, чего там… Было время — она предпочитала кандидатов в мужья, не обремененных наличием супруги. Как показала практика, они весьма активно откликались на ее призывные взгляды. Один был — так вообще у-уух! Хорош, сволочь. До сих пор обидно, что с крючка сорвался. Во всех отношениях хорош. Но…

Его устраивала и высокая зарплата, и перспективы карьерного роста. Устраивала и сама Наташа — по крайней мере, ей так казалось. Однако как только она дала понять кандидату на руку и сердце, что, мил человек, пора бы уж и честь знать, то есть прямиком отправляться в загс, энтузиазм избранника как-то резко устремился к нулю.

Обжегшись несколько раз на холостых подчиненных, Наталья Петровна решила, что куда полезнее для достижения цели сосредоточить внимание на женатых соискателях. Коль уж человек один раз не испугался жениться — во второй раз сделать это ему будет куда проще: свобода все равно осталась в прошлом, чего по ней плакать-то? Вопрос будет стоять лишь о том, чтоб поменять существующую подругу жизни на новую. И тут у Наташи, по ее мнению, шансы были невероятно высоки.

Что такое жена? Это застиранный халат и непричесанная голова. По ее стойкому убеждению, любой нормальный мужчина должен испытывать к супруге как минимум некоторое раздражение. А стало быть, предложение о смене надоевшей партнерши на новую должно было вызвать у него только взрыв бешеного оптимизма.

Отбор кандидатов на освобожденную ее же волевым решением вакансию (сам виноват, у него была возможность не только остаться в фирме "Макнот", но и стать мужем ее без пяти минут директора) Чуликова проводила придирчиво. Оценивала одновременно деловые качества и те, что интересовали ее как женщину. Неженатым сразу давала от ворот поворот — это уже пройденный этап. Слишком молодые ее не интересовали, а если человек не расстался со свободой до тридцати, то и после вряд ли согласится ее потерять. Вот лет тридцать, тридцать пять для нее подошли бы как можно лучше. Разумные, перспективные, с превосходными внешними данными — ей ведь еще и родить хотелось успеть, стало быть, будущий муж должен передать наследнику отличные гены.

Представительниц женского пола она, естественно, отвергала сразу. Услышав по телефону женский голос, даже на собеседование не приглашала. Ее интересовали исключительно мужчины.

Из всего потока приглянулись трое. Один, невероятный красавчик, оказался недостаточно квалифицированным в области продвижения на рынок оборудования, к тому же английский знал на уровне шестого класса общеобразовательной школы. А жаль…

Второй, тоже вполне достойный соискатель, не имел на пальце обручального кольца. На всякий случай Наташа поинтересовалась как бы вскользь:

— А что у вас с семейным положением?

Тот недобро усмехнулся:

— Не дождутся!

Ах, раз так, то и ты, голубчик, не дождешься. Не про тебя эта вакансия — Наталье стольких трудов стоило оставить для себя этот резерв. Как ни обидно, но пришлось распрощаться — сразу видно, безнадежен. Еще пара-тройка лет — на него уже и посягать-то никто не будет, а он носится со своей свободой, как школьница с девственностью.

Третьим был Бахарев. Чуть-чуть не вписывался в возрастные рамки, очерченные Натальей Петровной. Ну да где тридцать, там и двадцать девять — невелика разница. Куда хуже было то, что семейный стаж у него ограничивался всего несколькими месяцами. Она не знала наверняка, когда мужики начинают испытывать раздражение замызганным халатом, но догадывалась, что не в первые же месяцы супружества. И это был существенный минус. Однако остальным пунктам Бахарев соответствовал на все сто: и опыт работы, и свободное владение языком (как английским, так и русским — с клиентами тоже нужно уметь разговаривать). И внешние данные тоже вполне. Не настолько хорош, конечно, как первый, но… ничего, очень даже ничего. По крайней мере, ей не пришлось бы краснеть перед прихлебателем, если бы они случайно где-нибудь столкнулись. Она решилась сделать ставку на него. А малый семейный срок мог даже сыграть ей на руку: возможно, в ближайшее время они решат завести потомство, и тогда… Тогда Наташины шансы резко возрастут: ну какой нормальный мужик сможет от нее отказаться, если дома беременная баба в засаленном халате и с присущими в этом положении капризами? А рядом — Наталья. Вся такая ухоженная, стройная, интеллигентная… В самом деле, с Бахаревым у нее имелись неплохие шансы!

Идти домой не было ни малейшего желания. Дома Юлька, там нужно улыбаться, изображать из себя счастливого человека, а сил на это у Вадима не оставалось совершенно. Все силы забирала работа. Вернее не столько работа, сколько…

Эх, если б не Юлькина беременность — все было бы проще. Конечно, главная проблема от этого не стала бы меньше, и все-таки бороться с ней было бы не так тяжело. В моральном плане появилась бы какая-то отдушина, возможность почувствовать себя живым человеком, а не роботом.

До дома осталось минуты три ходьбы, не больше. И опять придется натягивать на лицо улыбку счастливого идиота и не снимать ее до ночи. Нет, дома Вадим и в самом деле был счастлив. Или почти счастлив. Вот если бы не…

Все бы ничего, если бы только он хоть где-нибудь мог позволить себе расслабиться. Дома — нельзя, там Юлька. Ее беременность как раз вошла в фазу максимальной обидчивости — чуть только не так скажи, или не то, и слез не оберешься. Как дитя малое, честное слово. Иной раз хотелось прикрикнуть на нее, чтоб кончала придуриваться и становилась той Юлькой, которую он знал и любил. Но вместо той, веселой и взбалмошной, нынче была капризная избалованная кукла с огромным выпирающим животом, с вечно надутыми губками и глазками, готовыми в любой момент наполниться горючими слезами.

Эту Юльку, как ни раздражала его порою ее чрезмерная обидчивость, он тоже любил. Но не мог чувствовать себя с нею свободным и расслабленным. Приходилось постоянно пребывать в напряжении, контролировать каждое свое слово, каждый жест — как бы ненароком не обидеть. Хуже всего, что он никак не мог предвидеть, что именно может оскорбить чувства будущей мамочки. Как ни старался, а пару раз за вечер приходилось умолять Юльку о прощении неизвестно за что.

Не в силах идти дальше, Бахарев свернул к соседнему дому и присел на скамейку чуть поодаль подъезда. Хорошо, что сейчас не лето, иначе этот финт ему бы не удался из-за бабушек-старушек, вечно занимающих все лавочки в округе.

Он даже не стал стряхивать мягкий холмик свежевыпавшего снега, так и сел на него. Тот забавно хрустнул под тяжестью. В лицо летели мелкие колючие снежинки, Вадим морщился, уворачивался от них, но продолжал сидеть. Вот еще немножко, еще хоть чуть-чуть. Приятно было отбросить все эти "нельзя": здесь, на скамейке под чужим домом, все было можно. Почти все. Можно хмуриться, не опасаясь, как бы кого не возмутила твоя недовольная физиономия. Можно тихонько, в пол-голоса, выматериться себе под нос: