Ева Модиньяни - Женщины его жизни

По профессии Франсуаза была дизайнером. Она сделала себе имя, публикуя эскизы в известном парижском журнале и зарабатывая немалые деньги. Ее тайным пороком была неудержимая страсть к интригам и сплетням. Она быстро сообразила, как использовать природные наклонности для обогащения и успеха, и занялась промышленным шпионажем. Талант дизайнера распахнул перед ней золотые двери салонов высокой моды, и она воспользовалась этим, чтобы продавать любому, кто готов был предложить более высокую цену, секретнейшие разработки, которые воспроизводила по памяти. Омар Акмаль познакомился с ней в одном прославленном ателье и сразу понял, что эта красивая, экстравагантная и блестяще одаренная женщина может быть ему полезна.

Взвесив и по достоинству оценив все ее качества, бедуин сделал прекрасной шпионке предложение, накрепко приковавшее Франсуазу к его колеснице. Она стала тем винтиком, которого не хватало в отлаженном механизме, чтобы обеспечить работу без сбоев. Арабский отщепенец обладал свойством, незаменимым для человека, желающего преуспеть: подозрительностью. Он никому и никогда не доверял полностью. За каждым из его агентов следил другой агент. Наблюдение за шпионской сетью в Бурхване было поручено Франсуазе Бланден.

– Что ты об этом думаешь? – спросил Акмаль.

– Что тебя интересует: здоровье Асквинды или путч в Бурхване? – уточнила она.

– И то, и другое, – ему не терпелось знать правду.

– Бригада онкологов уже вернулась в Париж, – она расправила складку на юбке. – Асквинде конец.

– Сколько он еще продержится?

– Пару дней, – пожала плечами Франсуаза, – а может, пару часов. Он славный, – добавила она. – Среди главарей продажных африканских режимов, расплодивших нищету, он единственный достойный правитель.

– Твои социологические изыскания меня не интересуют, – нахмурился Акмаль. – Мне нужна точная информация и совет.

– Продавай, – сказала она решительно. – Акции «Ай-Би-Би», если их продать немедленно, стоят кучу денег. Завтра они станут пачкой резаной бумаги.

Значит, африканец сказал правду. Акмаль встал, подошел к пуленепробиваемому иллюминатору и отодвинул шторку. Огни острова Капри пронизывали черный бархат ночи.

– Сколько стоит пакет акций по сегодняшней котировке? – спросил он.

– Двести миллионов долларов, – с готовностью ответила она, сохраняя неподвижность говорящего манекена.

Надо было продавать, в этом не было сомнений, но кому?

– Если завтра я выставлю их на продажу, вспыхнет паника, – принялся рассуждать Акмаль. – Наблюдательный совет начнет расследование. И правда моментально выйдет наружу.

– Барон купил бы их не колеблясь, он бы запросто нашел двести миллионов долларов. Но и он захотел бы узнать, с какой стати ты решил продавать, – заметила Франсуаза.

Мысль о том, что сделка века может сорваться, заставила его позабыть обо всем остальном.

– Неужели никто не знает, где он? – рявкнул Акмаль, стукнув кулаком по столу. – Я плачу бешеные деньги, а мои осведомители упускают Бруно Брайана у себя из-под носа.

Франсуаза почувствовала себя задетой.

– Если бы ты пустил меня по следу Барона, а не заставлял опекать Бартелеми и Чоо Авабу, – заметила она, – ты бы знал, где сейчас Бруно Брайан. Когда ты поручил мне следить за ним в Сен-Тропезе, я все выполнила в точности.

– Ладно, оставим это, – буркнул Акмаль. – Я же тебя ни в чем не упрекаю.

Ее сотрудничество было слишком ценным, и он не мог, особенно в этот момент, рисковать ее расположением.

– Спасибо за доверие, – насмешливо протянула она, – но, если хочешь знать мое мнение, мистер Брайан давно уже покинул Бурхвану. Он знает, кто убил Маари. Знает, кто охотится за его головой. А ты знаешь, что Бруно Брайан не прощает.

У него по спине пробежал холодок.

– Я хочу знать, где он! – закричал Акмаль. – Хочу знать, что он делает!

Франсуаза улыбнулась, и ему стало чуть спокойнее.

– У меня есть идея получше, – сказала она. – Что толку гоняться за тенью? Главное сейчас – усилить меры безопасности.

– А твоя идея? – торопил он.

– Ее надо обдумать, – и она легко, как бабочка, выпорхнула из кабинета. А он остался наедине со своей проблемой, ничего не имея в запасе, кроме кучи обещаний.

Любой из авантюристов мог с минуты на минуту узнать о том, что творилось в Бурхване, и продать эти сведения на международной бирже обмена информацией, действующей круглые сутки. Время превратилось в шипящую и готовую к броску кобру. В оставшийся краткий промежуток относительного затишья надо было срочно разместить контрольный пакет акций «Ай-Би-Би». Предстояло найти покупателя, действующего вне традиционных торговых каналов и готового выложить двести миллионов долларов за ларчик, который через несколько дней или даже часов опустеет, лишившись своего драгоценного содержимого.

Акмаль подошел к окну и еще раз поглядел на небо. Падающая звезда прочертила во тьме мгновенно угасший серебристый след.

«Такова и жизнь людская», – подумал он и спросил себя, было ли это добрым или дурным предзнаменованием.

Потом он вспомнил о Франсуазе и ее обещании. Что за мысль пришла ей в голову? Акмаль хорошо знал ее, неоднократно восхищался ее способностями, изобретательностью, предприимчивостью, но на этот раз у него не было права на ошибку. Он не стал даже спрашивать себя, можно ли ей полностью доверять: другого выхода не было.

– «Ви-гили-йох-бан», – запинаясь, по складам прочел Микеле Фьюмара надпись на немецком, выведенную крупными черными буквами на фасаде крошечной билетной кассы, сложенной из серого камня, с шиферной крышей и зелеными ставнями, прилепившейся к поросшему густым хвойным лесом склону горы. Тут были и сосны, и ели, и лиственницы, простиравшиеся насколько хватал глаз.

– Да куда ж меня завели две эти ненормальные? – пробормотал он про себя.

Все началось на рассвете. Он крепко спал в доме своих родителей, стоявшем в саду на склоне одного из холмов Пьяцца-Армерины. Его мать бурей ворвалась в комнату и принялась его будить.

– Микеле, проснись! – кричала она, тряся его за плечо.

– В чем дело? – Он сел в постели. – В доме пожар?

– Нет, – она пыталась его успокоить, но лицо ее было в тревоге. – С тобой хочет поговорить дон Калоджеро Коста.

– Когда? – Он тер глаза спросонья, пытаясь сообразить, что к чему. Имя, произнесенное матерью, сразу привело его в чувство.

– Немедленно, – она отвернулась, чтобы не видеть его наготы.

Микеле Фьюмара вскочил на ноги, натянул брюки и направился к раковине, чтобы сполоснуть лицо. Мать подала ему полотенце, он вытерся, провел пятерней по курчавой черной гриве, спадающей на плечи, и, поглядевшись в висевшее на стене небольшое зеркальце, остался доволен собой. Молодость не нуждается в особых ухищрениях, чтобы вернуть симпатичной и славной рожице ее естественный бодрый вид.