Джанетт Энджелл - Мадам

Кажется, у мамы имеются свои связи с верхушкой брахманов бостонского общества, и она очень расстраивается, что я не состою в их рядах. Я снова говорю о своей компании, она возражает и предлагает снова пойти подучиться, тогда я снова завожу старую песню о преданности своему делу.

— Может, ты думаешь, что обслуживать банкеты ниже моего достоинства? — задаю я провокационный вопрос.

Мама морщит свой миниатюрный носик.

— Никто не упрекает тебя в том, что ты обслуживаешь банкеты, — говорит она. Ее руки изящно двигаются, когда она крутит свою чашку. Фарфор настолько тонкий, что просвечивает в свете камина. — Вот это действительно было бы ниже твоего достоинства.

Так я поняла, что мама знает, что я вру насчет своей работы, но больше ничего выяснить не удалось, поскольку она не из тех людей, кто смело смотрит в лицо проблеме или начинает копаться в какой-то ситуации, которая ему кажется некомфортной и неприятной. Любую маленькую проблему можно сгладить улыбкой, а большую проще проигнорировать. Такой подход верой и правдой служил маме всю ее жизнь, и сейчас она не собиралась от него отказываться.

Тем не менее я разозлилась. Может, мне действительно хотелось стычки, кто знает? Моя подруга Тэмми, лесбиянка, как-то раз рассказала, что ее постигло жестокое разочарование, когда она приехала домой и рассказала родителям о своей сексуальной ориентации: «Я-то думала, что шокирую их, что они придут в ужас, отрекутся от меня, будут меня стыдиться. Но они приняли новость спокойно. И это было ужасное разочарование».

Наверное, я чувствовала то же самое. Я подзадоривала маму выпытать из меня, чем же я занимаюсь на самом деле, мне хотелось сопротивляться, не проявляя при этом ярко выраженной агрессии, вынудить ее пойти против своих желаний. Я даже сама не уверена, почему. Может, злость заставила меня понять, что мы в конечном счете с ней очень похожи?

Хочет ли какая-нибудь дочь быть копией своей матери?

Тем временем в Чарлстоне Рождество шло своим чередом. На двери вешали венки из вечнозеленого остролиста с его ярко-красными нарядными ягодками, рождественские песнопения на улицах, вечеринки с глинтвейном — все очень по-диккенсовски, а я чувствовала, что все больше и больше отдаляюсь от происходящего. Мы с мамой украсили огромную елку, которая возвышалась аж на два этажа в нашей облицованной плиткой прихожей. Ее друзья заходили пропустить по стаканчику пунша или горячего рома со сливочным маслом и посплетничать. Утром мы открыли тщательно выбранные подарки. Мама подарила мне серебряный медальон, которой я ношу и по сей день.

Нельзя сказать, что мне совсем не понравилось, понравилось. И дело не в том, что мы не могли смириться с нашими поверхностными взаимоотношениями, могли. Просто я наконец поняла, что не принадлежу этому дому, и, наверное, уже довольно долго.

Я вернулась в Бостон и наблюдала за хаотическим движением автомобилей по туннелю Кэллахана всю дорогу от аэропорта до города. Таксист мне попался совершенно не болтливый, и мне это даже нравилось.

Я вернулась домой.

Думаю, что в итоге вы сами выбираете себе семью. Я не говорю сейчас о той семье, в которой вы родились, к которой прикованы общим прошлым и неопределенным будущим, а о тех людях, которых вы выбираете сами.

Я сидела в гостиной и наблюдала за Робертом, Луисом, Джаннетт, Лили и Бенджаменом. Рядом Сиддхартха и Соблазн урчали от удовольствия, и мне хотелось заурчать самой. Нас связывала тоненькая ниточка — намного тоньше, чем мы думали, — но эта связь была настоящей, мы сами сознательно ее выбрали. Возможно, в конечном счете это и есть то, что нужно всем людям на свете.

В одной из песен ирландской группы «Клэннэд» есть такие строки: «Так глубоко, как сможешь заглянуть, с изнанки сердца, в тайниках души». Именно там все они и находятся: в тайниках моей души.

Разговор о том, как ответить окружающим на вопрос о работе, плавно, но решительно возвращает меня в настоящее.

Сэм обожает этот парк. Что такое закодировано в ДНК всех маленьких детей при рождении, что они так тянутся к песочницам, качелькам, всяким лестницам, горочкам и пустым разговорам? Я могу придумать много мест, которые понравились бы детишкам, куда бы я предпочла отправиться. Например, прогулка по пляжу, путешествие на настоящую ферму или прогулка по реке, но нет, Сэм всегда тащит меня только в парк, больше никуда.

Думаю, нужно кое-что объяснить.

После уроков или по выходным, короче, почти каждый день мы ходим в парк, если погода позволяет. Я беру с собой журнал и мобильник, а еще всякие причиндалы, которые и положено брать на прогулку маме: стаканчики-«непроливайки», что-нибудь перекусить и, разумеется, бинты. Ну, не так уж плохо. Раньше мне приходилось таскать здоровенные сумки, набитые лосьонами и ватными шариками, чистыми подгузниками и полиэтиленовыми мешками для использованных. Нельзя сказать, что я скучаю по тем денькам, хотя иногда мне жалко, что Сэм уже вырос из младенческого возраста.

Обычно до журнала дело не доходит, поскольку Сэм требует моего внимания каждую секунду к любому своему «подвигу», включая всякую ерунду.

— Мамочка, посмотри, как я катаюсь с горки!

— Смотрю, милый!

— Мамочка, так нечестно, ты же не видишь!

— Вижу, Сэм, вижу!

— Мама, смотри, как я качаюсь. Смотри, как высоко!

— Очень здорово, дорогой.

Так выглядит наша обычная беседа. Так что я приношу с собой книжки и журналы в надежде, что именно сегодня мой ребенок сможет волшебным образом развить в себе самодостаточность и я смогу почитать. Никогда не получается.

Однако мобильник — это совсем другая история.

Разумеется, я общаюсь и с другими мамочками. И, к моему величайшему удивлению, мамочки — это особая категория. Мы не говорим о том, чем занимаемся помимо материнства. Мы даже не обсуждаем свои дома, наши вторые половины или что-то еще, кроме памперсов, сыпей и повышения температур.

У нас одна тема — наши детки.

Здесь мне не нужно повторять затасканную историю об обслуживании ресторанов. Моим собеседницам вполне хватает того, что я мама Сэма.

Мы сидим на скамеечке, солнышко приятно припекает через ветки деревьев, дети чем-то заняты. Возможно, кто-то упал и теперь ему нужно мамочкино объятие и утешение, или кто-то поругался, но никаких бед и катастроф страшнее этих не происходит. Над головой щебечут птички. Я ем маленькие крекеры и прислушиваюсь к разговору о проблемах с зубками у дочери Марианны.

И тут у меня звонит телефон.

Теперь мобильники — явление не редкое. Порой я вижу их у детей чуть старше Сэма. Зайдите в ресторанный дворик в любом большом торговом центре, и вы поймете, о чем я. Так что теперь ни у кого от удивления брови вверх не полезут, если зазвонит мобильный телефон, как бывало когда-то.