Кристин Орбэн - Шмотки

В сильном беспокойстве философ нервно поскреб подбородок, потом взъерошил волосы на голове. Он совершенно утратил облик ученого, долгие годы корпевшего над трудами Спинозы, Штайнера и Хайдеггера, ничего общего с профессором, проводящим в Сорбонне семинары по «метаморфозам человеческого сознания в искусстве итальянского Ренессанса на рубеже четвертой–пятой эпох после гибели цивилизации Атлантиды». Передо мной был гуляка, человек, готовый подобрать окурок с мостовой и затянуться.

Оригинал – вот подходящее слово. Внезапно он превратился в экстравагантного типа, испускающего неожиданные крики.

– Прошу прощения, я была не права, ты играешь по-крупному, как те парни, видавшие виды, я не должна была доверять тебе. Такого ты еще не видал, не правда ли? Теперь, из этой точки, где ты находишься, бежать уже поздно. Представь, что мой платяной шкаф – это женщина, уже миновавшая стадию продвинутого флирта, при встрече с ней было бы невежливо подкалывать друг друга Даже если ты обнаружил грудные протезы и накачанные силиконом губы, с этим следует смириться. На войне как на войне. Ты не можешь обмануть ее. Поговори с ней...

– Что? Ты теперь хочешь, чтобы я разговаривал с твоим платяным шкафом? Полный абсурд.

– Мой шкаф понимает все. Это специалист по человеческим душам, хамелеон, он может превратиться во все, чего бы ты ни пожелал. Ты не представляешь себе, как это забавно, какие штуки можно проделывать с его участием... На самом деле, я знакомлю тебя со своим лучшим другом.

– И ты полагаешь, что мантия делает кардинала?.. Что достаточно разыграть комедию, чтобы она стала реальностью? Фолкнер всю жизнь провел в самообмане!

– Здесь нет никакого Фолкнера. Напротив, у меня здесь ансамбли Ферре, Феррагамо, Фенди, Фортюни, Фата и две новинки от Марианны Фэйсфул и Тома Форда.

– Но это... Это галлюцинация. Настоящий магазин!

– Хорошо подмечено. Это называется магазином, потому что здесь я храню еще ни разу не надеванные вещи. Это важное помещение. Представить себе не могу, как можно одеваться без примеси новизны.

– Невероятно. Ощущение такое, что я попал в филиал «Галери Лафайет».

– Здесь у меня еще две комнаты. Пойдем, я отведу тебя на кладбище!

– На кладбище?

– В жизни никого не убила, даже парикмахера. Я имею в виду кладбище шмоток, тех, что даровали мне дивные минуты, и поэтому я их канонизировала. Понимаешь, их нельзя больше носить, они принадлежат конкретному мужчине, конкретному моменту. Это мой способ хранить верность. Верность – это целый раздел моей шмоткотеки. У тебя же есть библиотека. Видишь, вот в этом креслице, установленном под юбочным сводом, я усаживаюсь, когда у меня возникает желание вновь пережить какое-нибудь волнующее или забавное воспоминание. Ты только посмотри на себя: ты напряжен, будто вышагиваешь среди яиц в лыжных башмаках... Я задаю себе вопрос: неужто ты по жизни рак?

Философ и вправду колебался, борясь с желанием поскорее юркнуть в свою берлогу. Я подвинула ему креслице для медитаций, он уселся и попросил стакан воды.

У себя на кухне я подогрела сваренный утром кофе. Когда я вернулась к философу, он опять завел свою шарманку.

– Итак, ты читала Жюля Ренара? – спросил он с ученым видом.

– Ренара? Нет, но у меня есть шмотки с лейблом «Рабанн», «де ла Рента», «Риччи», «Роша», «Рикель», «Родье», «Ревийон»...

– Жюль Ренар в своем Дневнике упоминает также о прирожденных скрягах. И в самом деле, стоя перед твоим шкафом, я кажусь себе таковым!

– Идем же, здесь есть на что посмотреть. Здесь есть музей, шмоткотека, где сосредоточена классика – мои «Литпамятники», – магазин. Чтобы дать обоснованный совет, нужно осмотреть весь лабиринт. Веди себя как в Лувре или в музее д'Орсэ, разглядывай все спокойно. Разрешаю даже дотрагиваться. Потом ощути себя мужчиной, забудь, что ты философ, закрой глаза, представь, что тебе предстоит свидание с женщиной... В какой одежде ты бы хотел ее увидеть? Вот главный вопрос. В юбке, в брюках? Деловой женщиной, как в сериале «Даллас», горожанкой, одетой с легким этническим акцентом, в чем-то домашнем, в старье или бобо, куку?

– Не понимаю, что это означает.

– Ты никогда не читал «Elle», «Мадам Фигаро»?

– Не нападай на меня, и так все слишком сложно! Мои знакомые девушки носят черные брюки или джинсы и, кажется, футболки и сверху черный пиджак, а зимой еще черную куртку.

– Какая чернуха! Бедный амурчик, тебе никогда не попадалась женщина, одетая просто, но не дебильно. Ты никогда не встречался с женщиной, одетой в длинное трансформирующееся пальто, накинутое на двубортный пиджак из верблюжьей шерсти, свитер под горло из двустороннего бежевого кашемира? А корсет из сетчатого нейлона, бретельки которого перекрещиваются на спине, и юбка из органзы с застежкой-молния на боку, а комплект «Highlander» из тартан-меланж?

– У тебя нет словаря под рукой?

– Описание требует некоторой эрудиции, но девушки никогда не разъясняют, что на них надето. На первый взгляд все выглядит просто. Ты ведь не выкладываешь при первом появлении все, что у тебя в голове, про раннехристианскую скульптуру и рельефы на древних саркофагах! Ты не сообщаешь, что способен остро переживать образы, созданные Джотто и Чимабуэ тьму веков назад! Я мельком заглянула в те книжки, что лежат у тебя возле изголовья!

– В жизни не встречал особу в сетчатом корсаже на бретельках или в тартан-меланж.

– А в перышках или в платье из экологической ткани? Эстетика простоты, контраста, рафинированные, мягкие формы – все пронизано гармоничными диссонансами, позволяющими ощутить новую манеру мировосприятия вопреки намеренной сдержанности. Понимаешь ты? Девушки, одетые в модели от Жиль Сандер, просто созданы для тебя.

– Никогда не слышал про Жиль Сандер.

– Тут нечем хвастаться, это важно. Это куда более тесно связано с современностью, чем Дюрер.

– Сандер – это псевдоним? Как Жорж Санд вместо Аврора Дюпен?

– Не знаю. Главное – ее творчество, ведь так? Она придумывает новые формы, чтобы сделать женщин прекраснее. Ну ладно, не разбрасывайся. Сосредоточься. Врач, профессор – это ведь ограничивает воображение, так? Не лучше ли облегчить ему задачу, разжевать решение? Может, лучше показаться в декольте, чем с глухим вырезом?

– Глубокое декольте исключается.

– Почему?

– Он может испугаться.

– Тогда будем действовать методом исключения: никакой эксцентричности вроде розового кролика, никаких декольте... Ты ратуешь за что? За платье гимназистки?

– Меня заклинило. Ничего не понимаю, не знаю даже, как привлечь обыкновенную девушку.

– Как одевается твоя подружка?

– Не помню, знаю только, что во что-то неброское, а снять это нелегко.