Эстер Браун - Маленькая леди в большом городе

Она что, хотела, чтобы я урезала ей зарплату?

– Так или иначе, – сказала Аллегра, будто к перечню ее жутких талантов прибавился и дар читать мысли, – работать в твоем агентстве я больше не буду. Я нашла занятие поинтереснее.

– Серьезно?

– Теперь я консультант по сбыту, веду переговоры с поставщиками первоклассного сыра из Скандинавских стран.

Аллегра. Сыр. Поставщики. В этих сырах зияет масса дыр. Только бы сестренка не сыграла с ними злую шутку, подумала я.

– На эту работу меня устроил папа, – продолжала Аллегра, лишь усиливая мои подозрения. – В общем, на мне теперь и галерея, и переговоры, времени на твои дела просто не остается. – Она помолчала. – Уж прости!

– Ну что ты, Аллегра, – пробормотала я в приступе пьянящего облегчения. – Спасибо, что помогала.

Аллегра повернулась к двери, на ходу угощаясь второй конфетой, но на пороге задержалась и странно на меня посмотрела, что я расценила как сочувствие.

– А этот твой… как его там? Вы с ним больше не общаетесь?

– Нет, – ответила я.

Аллегра выпятила красные губы.

– Бедная.

– Да нет, все к лучшему, – ответила я и принялась писать, что попало.

А когда за сестрой закрылась дверь, чуть не расплакалась, умяла одна за другой четыре конфеты, немного пришла в чувство и лишь тогда вернулась к статье.

Мамина выставка была для меня первым серьезным выходом в свет после того ужасного вечера в Нью-Йорке, и даже приготовления к ней разбередили едва начавшие затягиваться душевные раны. Надевать вечерний наряд, что грозил весь вечер напоминать о празднике в «Мет», страшно не хотелось, и я все еще стояла в неглиже и шмыгала носом, когда в дверь постучал Нельсон и спросил, не задумала ли я в последнюю минуту сшить новое платье.

Огромное ему спасибо: войдя в комнату, он в буквальном смысле собственноручно меня нарядил, точно куклу Барби, и, надо заметить, даже со вкусом. Я все это время стонала и причитала.

– Не беспокойся, – сказал он, застегивая пуговицы на юбке-солнце клеш. – Сегодня Хэлло– уин. Все подумают, что ты в костюме.

– Спасибо!

– Всегда к твоим услугам.

Мы оба взглянули в зеркало, и наши взгляды встретились. Нельсон с братской тревогой нахмурил светлые брови.

– По-моему, ты поступила единственно верно, Мел. Нельзя всю жизнь плясать под чью-то дудку. Теперь кругом равноправие. Буду повторять тебе это еще и еще раз – пока ты мне не поверишь.

– И тебя, и меня бросили, – мрачно констатировала я.

– Ошибаешься, – возразил Нельсон, дополняя мой наряд ярким шарфиком. – Меня бросили. Ты бросила сама. Это совершенно разные вещи. Ладно, хватит хандрить. Вечером придут Габи с Роджером: потравим байки про привидения, половим яблоки. Столько удовольствий за единственный вечер! Только попробуй еще раз заявить, будто живешь скучно и однообразно!

Осень была в самом разгаре, и до автобусной остановки мы шли по шуршащему ковру опавшей листвы. Медные, желтые, бронзовые, красные, на фоне асфальта листья походили на изысканные украшения из расплющенного металла; мне же, точно навязчивый мотив, обилие медного и бронзового лишь напоминало рыжеволосого Джонатана.

Уткнувшись носом в поцарапанное автобусное окно, я вздохнула – стекло затуманилось. Последнее время все кругом было окутано мраком, и мысли в голове кружили лишь темные и безотрадные. Я больше никогда не почувствую поутру его дыхание на своей шее. Никогда не притронусь к покрытым золотистыми волосками рукам или усыпанной веснушками спине. В жизни больше не услышу, как он читает мне лекцию о необходимости защищать кожу от солнечных лучей…

Нельсон, когда я вздохнула, чуть сжал и легонько толкнул мою руку.

По-видимому, мы единственные из гостей приехали на общественном транспорте. К нашему появлению в зале уже собралась толпа любителей покутить – публика во вкусе Аллегры. Почти все курили, то и дело потирали носы и истерично хохотали над собственными шутками. Я размотала шерстяной шарф, отдала его гардеробщице, и та взглянула на меня так, будто я вручила ей дохлую кошку.

– Если что, не будем тут задерживаться, – пробормотал Нельсон, когда я, было собралась, сказать ему то же самое.

Вдоль стен галереи поблескивали витрины с мамиными диковинными игрушками; разноцветное освещение придавало уродцам пущей нелепости. Я рассмотрела ближайшую черепаху– барсука и в ужасе отпрянула, увидев цифру на ценнике. Судя по трем красным кружочкам, прикрепленным сбоку к надписи, уже трое из гостей изъявили желание приобрести эту тварь. Ну и дела!

– Только не поворачивай голову, – шепнул мне на ухо Нельсон. – Кое-кто пытается привлечь к себе твое внимание.

В уме мелькнула безумная мысль: Джонатан наконец приехал за мной! И сердце радостно подпрыгнуло.

– Здравствуй, детка! – послышался со стороны знакомый голос.

Это был не Джонатан, а бабушка. Царственная и неподражаемая в длинном восточном одеянии из серебристого бархата. Седовласую голову украшала диадема с небольшим бриллиантом, благодаря которой выглядела бабушка строго и вместе с тем кокетливо. Общую картину дополнял монокль.

– Ну и компания собралась! Кошмар, согласна? А ты, как всегда, просто красавица!

Бабушкино лицо озарилось улыбкой.

– Привет, – ответила я, стараясь не выдать голосом разочарования.

Бабушка наклонила голову набок.

– Надеялась, что вместо меня подойдет кто– то другой?

– В некотором смысле…

– Пойдем, тебе надо взбодриться!

Она повела меня сквозь гомонящую толпу, а заметив официанта с гигантским сооружением из кубиков сыра, махнула ему рукой.

– Все твой папочка. Делает одолжение своим сырным приятелям, – прошептала она с неприкрытым отвращением. – Ты еще не видела дикобразов из сыра? Их вырезали специально для выставки, под стать вязаным животным.

– Хм, насколько могу судить, отдельные сорта довольно редкие, – пробормотала я, беря липкий пахучий кусочек.

– И все бесплатно. Послушай, расскажи, почему твердят, будто ты разошлась с тем своим другом?

– Может, в другой раз? – спросила я, хватая бокал с коктейлем, что проносила мимо официантка. – Такое впечатление, что в последние дни меня больше не о чем спрашивать!

Бабушка поджала губы.

– Мы волнуемся за тебя.

– А что толку? Мама наверняка, считает, будто я сошла с ума, Габи якобы одобряет мой поступок, но я в этом очень сомневаюсь… – Я взглянула в бабушкины глаза. – Мне казалось, одна ты меня поймешь. Почему, ну почему не кто-нибудь, а именно Джонатан не осознает, что для меня важнее всего в моем агентстве? Я помогаю людям, не продаю им себя! И не желаю всю жизнь составлять списки покупок для богатых дам, которые могут себе позволить, что ни пожелают! Мне хочется приносить людям пользу, понимаешь?