Джанет Дейли - Дурная слава

Возможно. Возможно, Киннкэйд говорил правду. Но в течение долгих лет Иден ухитрялась отрицать, что ей недостает мужчины, вернее, заботы, нежности, поддержки, которых женщины вправе ожидать от представителей сильного пола. До тех пор, пока в ее жизни не появился Киннкэйд.

Его губы скользнули к ее губам, и поцелуй этот был похож на нежный шепот. Киннкэйд видел смущение на лице Иден, чувствовал, как в ней нарастает желание. Но им не управляла жажда обладания. На сей раз все было иначе. С Иден он не мог вести себя, как с другими женщинами. Сегодняшний вечер требовал от него такта и терпения, на какие он только был способен.

Иден же, не смея поверить своему сердцу, пылавшему от желания близости, словно окаменела. Но прикосновения Киннкэйда, становившиеся с каждым мгновением все настойчивее, постепенно возвращали ее к жизни. Трепет вдруг охватил все ее существо. Не в силах больше бороться с собой, Иден застонала и, тяжело дыша, прижалась к его груди. Он что-то шептал ей на ухо, но она была не способна понять или услышать его. Она и не подозревала, какого самообладания ему стоит не спешить раздевать ее.

Вот наконец платье Иден упало на пол.

Киннкэйду бесчисленное множество раз случалось испытывать желание, но никогда еще он не ощущал его так остро и так властно. Он хотел так горячо и так сильно, что горло его сжимало судорогой при одном взгляде на нее.

Он не понес Иден в ее спальню, слишком уж тяжелы были для него воспоминания минувшей ночи, когда в бреду она металась по кровати. Он отнес ее в свою комнату, где не было места кошмарам. Киннкэйд положил Иден на постель, стянул с себя одежду и лег рядом.

Чувствуя ее напряжение и неуверенность, он уступил ей позицию, обеспечивающую силу и господство, положив се себе на грудь. Он старался сделать свои прикосновения нетребовательными, нежными.

— Если я сделаю то, что тебе не понравится, скажи мне и я тотчас перестану, — пробормотал он. — Но если ты хочешь чего-нибудь от меня, ты должна мне сказать и об этом. Обещаешь?

— Обещаю.

Говоря это, Иден с почти животным страхом взглянула ему в глаза. «Можно ли ему верить?» — в сотый раз спрашивала она у себя сама. «Можно!» — подсказывало ей сердце. «Будь осторожна!» — кричала память.

— Может, для разнообразия ты поцелуешь меня, — предложил Киннкэйд.

Голос его звучал так нежно и вместе с тем так жалобно, что Иден повиновалась.

Киннкэйд услышал ее судорожный вздох, когда она ощутила расплавляющие его тело жажду и страсть, способные растопить глыбы льда, сковавшие это несчастное, измученное недоверием сердце.

В его объятиях не было ничего грубого, не было боли, которой она ожидала, — только бархатное прикосновение сильных рук и жар губ. Даже когда его губы добрались до ее груди и, отвечая на ласку, все ее тело выгнулось, Иден ощущала только волны наслаждения.

Поцелуями он заставил ее губы разомкнуться, и ее язык присоединился к безумной пляске страсти. Это было ново для Иден. И все же… казались знакомыми движения его тела и то, как оно скользнуло поверх нее. Но это узнавание не было вопреки ожиданиям пугающим. Когда он прикасался к ней в сокровенных местах, до которых прежде не дотрагивался ни один мужчина, она и не вспомнила о насилии.

Скоро эти ощущения приняли другой характер: они теперь были не только приятными, они несли с собой напряжение и свирепую, яростную боль. Кожа ее стала такой горячей, что даже прохладный воздух, посылаемый в комнату кондиционером, не приносил облегчения.

И в этом была мука, какой Иден не ведала раньше. Она ощущала себя беспомощной, а ведь поклялась, что никогда больше не поддастся слабости. И уж во всяком случае, из-за мужчины. Она боролась с этой мукой и не хотела с ней расставаться.

Ее пальцы впились в простыни. Киннкэйд медленно провел рукой по ее бедру. Кожа Иден была разгоряченной и влажной. Ее сопротивление длилось не более мгновения. Глядя ей в лицо, он прочел в нем страдание и напряжение. А потом наступил момент почти непереносимого наслаждения, и лицо Иден преобразилось.

Когда наконец он скользнул в нее, на мгновение это стало для них обоих шоком, а потом они испытали ненасытную жадность…

Иден тихо лежала в его объятиях, прислушиваясь к еще тлеющему в ней, но уже не столь острому наслаждению. Все тело трепетало, напоминая о том, что произошло, но боль была теперь глухой, притупившейся, даже сладостной. Киннкэйд позволил себе с ней нечто немыслимое: она и предположить не могла, что это может доставить ей наслаждение. Иден хотелось улыбнуться и удержать, обнять это ощущение, это было как свершение надежд, достижение вершины. Ей было тепло и уютно.

Но, даже признавая, что внутри ее тела теплилась нежность, Иден сурово напомнила себе, что не стоит придавать свершившемуся слишком большого значения. То, что произошло между ними, было не более чем инстинкт, обыкновенный животный инстинкт. Глупо было бы относиться к этому как-то иначе. И уж куда глупее — позволить себе увлечься этими новыми отношениями.

Киннкэйд гадал, знает ли Иден о том, как выглядит.

Она лежала обнаженная, кожа ее светилась, как бывает после счастливого соединения, мягко поблескивала храня воспоминание об испытанном, волосы разметались по подушке.

Опираясь на локоть, он всматривался в ее лицо.

Ему хотелось знать, о чем она думает, что чувствует, но вместо этого он спросил:

— Тебе не было больно?

— Нет, конечно, нет.

То, как быстро последовал ответ, означало, что Иден неловко. Киннкэйд и сам ощущал нарастающее смущение. Но он не мог позволить ей стыдиться того, что произошло.

Киннкэйд опустился на подушки. И она тотчас же отодвинулась от него.

— Нет, не надо.

Он потянул и прижал ее к себе.

— Это как раз такой момент, когда мужчина и женщина лежат в объятиях друг друга, ощущая покой, и она говорит ему, какой он чудесный любовник.

Иден не ответила, и он повернул ее к себе лицом.

— Ну? — попытался пробудить ее к жизни Киннкэйд. В голосе его звучал юмор, но не надменность.

Она заметила озорной блеск в его глазах и поняла это как попытку разрядить ситуацию, облегчить для нее этот переход к реальности.

— Ты был изумительным любовником, — ответила Иден, намеренно стараясь говорить покорно и надеясь, что это скроет ее неловкость и смущение.

Киннкэйд хмыкнул и перекатился на постели, оказавшись лицом к ней.

— Вот что я называю проклятием прохладной похвалы. — Улыбаясь, он кончиками пальцев обвел контуры ее лица, остановившись на подбородке, и подушечками пальцев потер ее нижнюю губу. Улыбка его потускнела, а глаза потеряли яркость. — Ты тоже замечательная любовница. Иден, — пробормотал он.

И она тотчас почувствовала стеснение в груди, осознав, как отчаянно она хотела ему поверить.