Юлия Шолох - Прятки

Спорить хотелось только по одному поводу — почему он замер и не продолжает? Но и остатки разума, как ни странно, сохранились.

— Ты меня пугаешь. Неужели ты жуткий извращенец и собрался использовать меня в своих грязных делишках?

Теплые пальцы проникли под футболку на пояснице и медленно поползли вдоль позвоночника вверх. Костя с интересом следил за моим лицом.

— Ну уж нет… Ничего жуткого, но все равно обещай. Да?

— А что мне за это будет? — получилось выговорить, несмотря на пальцы, добравшиеся до лопаток и обхватившие замок бюстгальтера. Расстёгивать он его не спешил, а просто вертел в пальцах и поглаживал, словно ласкал.

— Взамен… я о тебе позабочусь, — его присутствия было так много, что в конце концов оно просто накрыло с головой.

Кажется, я кивнула, не помню.

И как мы попали в комнату, не помню, и кто кого раздевал.

Только горячие руки по всему телу. И желание, чтобы они сжимали крепче и гладили сильнее. А мне впервые в жизни хотелось прикасаться к мужчине. И смотреть, как он отреагирует на мои прикосновения и какие из них понравятся ему больше всего.

Конечно, я поняла, о чем он просил, когда этот момент настал. Вот я прижимаю к животу его голову… а секунду спустя он выскальзывает и пропадает с поля зрения. Сдержаться и не сопротивляться было очень непросто, поэтому я просто зажмурилась. Это же… наверняка негигиенично! Но, черт возьми…

Вскоре на сопротивлении был поставлен жирный крест, я даже была готова уговаривать его продолжать дальше. Хорошо, что уговаривать не пришлось.

А потом, еще позже, ко всему прочему примешалось легкое удивление, когда я поняла, что эти странные глухие звуки в такт его движениям издаю я сама…

Честно говоря, если бы мой первый опыт близости был похож на этот, я бы, наверное, давно уже пошла по рукам.

Все правильно… Он лежал рядом, лениво перебирая пальцами прядь моих волос, а я думала, что именно так и должно быть. Это с ним я должна была учиться целоваться. И именно он должен был стать моим первым мужчиной, потому что только Косте я верила настолько, чтобы простить подобную боль. И что только нелепый случай развел нас тогда в разные стороны.

На завтрак (который наступил только после обеда) Костя предпочитал кофе и яичницу с ветчиной, а также омлет, сырники, блины и даже бутерброды. Главное — не кашу, которой его пытались пичкать домработницы, исполняя главное озвученное при приеме на работу условие отца — обеспечить ребенку правильное питание.

Улетал он в полдень следующего дня.

— Осталось меньше месяца, — говорил, скользя губами по моему плечу и я не была уверена, что сейчас способна понять сказанное правильно, — потом я вернусь… хотя и страшно.

— Страшно? Почему?

— Это… как уродство.

— Что?

Он невесело хмыкнул.

— Вещь, с которой я живу. Как физический недостаток. Люди не любят уродов. Или жалеют. Я имею в виду, нормальные люди, а не такие же уроды.

— Но… — и рот тут же плотно накрывает рука.

— Но я вернусь и тогда поговорим. Сейчас меня интересует совсем другое.

— Что? — я сдаюсь, потому что сложно сопротивляться, когда его пальцы вытворяют такое.

Он прижимает губы к моему уху.

— Ты так забавно стонешь… Хочу послушать еще.

Все-таки здорово, когда желания людей полностью совпадают.

Утром Костя довез меня до института, остановился на стоянке и еще минут десять целовал, крепко обхватив голову руками.

Я очнулась от свиста и увидела, как в окно машины заглядывают ребята из Ашников. Правда, при виде хмурого Танкалина они быстро отступили и отправились восвояси.

Костя о чем-то задумался, но вздохнул, дернул головой и переключился на меня.

— Иди, Алена…

Жаль, что он опять уезжает. Ждать теперь будет проще — потому что мы стали гораздо ближе, но одновременно сложнее — по целиком и полностью своему мужчине скучаешь куда больше.

Впрочем, отвлечься получилось очень быстро. Помогли не только лекции, на которых приходилось усилено сосредотачиваться, но и разные другие происшествия.

— Так это правда, что ты встречаешься с Танкалиным? — спросили девчонки, как только я распрощалась с Костей и встретилась с ними у входа. Не вдаваясь в долгие объяснения, я просто кивнула.

— Даже и не знаю, что сказать, — задумчиво сообщила Соня и этому стоило порадоваться. Толку теперь говорить? Да и без них желающие найдутся. К концу дня понеслось…

Я встретилась с ними в коридоре у столовой.

— И как тебе Танкалин? Добилась, чего хотела? — преувеличено вежливо интересовалась Векина, обходя вокруг и небрежно задевая плечиком. Еще две стояли чуть поодаль, холодно разглядывая нас обеих. — А то у нас тут клуб любителей образовался, присоединяйся.

— Попозже присоединюсь.

Она мстительно усмехнулась, а мне почему-то было сложно на нее смотреть. И даже стыдно, будто я взяла чужое. Видимо, она все еще продолжала что-то испытывать к Косте, иначе какая ей разница, с кем он сейчас? Я ведь теперь знаю, как это — быть с ним рядом и как сложно без этого остаться. Похоже, моя жалость отразилась во взгляде и была для нее очень неожиданной и неприятной — Ася быстро, демонстративно отодвинулась от меня подальше и поспешила уйти.

А сегодня всего лишь вторник, так что впереди целая неделя и надо как-то дотянуть до пятницы, но зато к понедельнику по идее уже найдется другая новость и жить станет попроще.

И действительно, утром понедельника компания девчонок во главе с Зайцевой прошли мимо, почти не обращая внимания и без единого комментария. Хотя проходившие мимо Ашники во главе с Париным остановились поближе к Бшникам и громко заговорили вслух, сообщая всем окружающим об обнаружении единственного верного способа поработить Бшника — дать ему хорошенько в глаз — и он ваш навеки, что я, по их мнению, и проделала с Танкалиным. Бшники спорить не стали, но меня изучали настойчиво и основательно, так что я побыстрее убралась от них подальше.

В среду с утра ко мне подошел Парин, причем тайно, подкараулив в дальнем коридоре, куда я шла на пару в одиночестве. Позвал и так неловко замялся, что просто удивительно — я его таким неуверенным никогда не видела.

— Слушай, Павлова. Мне нужно с тобой поговорить… пожалуйста.

— Говори.

— Не здесь и не сейчас. Не хочу, — он опять замялся и даже немного отвел глаза, — чтобы кто-нибудь узнал. Так что давай после занятий в этом маленьком новом кафе на углу у остановки? Колибри называется, знаешь, где? Я угощаю кофе. Придешь? Пожалуйста…

— Ну, ладно… — не имею ни малейшего представления, что ему понадобилось, но и отказываться причин вроде нет.

— Только не говори никому, — кисло поморщился, — опять проходу не дадут, станут болтать — Парин за помощью уже и к девушкам обращается, сам потому что ничего не может.