Юлия Шолох - Прятки

Костю оттащили от Парина, Смирнов удерживал его за плечи и что-то говорил. И постепенно Костя стал к нему прислушиваться, а после даже посмотрел.

Но зато теперь, когда Танкалина крепко держали, Парин поднялся, возвращая на лицо привычную улыбочку. Картинно сплюнул на пол кровью и поморщился.

— В полночь на Каперсой. Жду тебя, самый крутой мачо.

— Идет. Только сам не забудь — не явишься — найду и силком притащу, — ровно сказал Костя.

Стоять опять стало сложно и даже стена за спиной почти не помогала. Парин уже удалялся, а Костя так точно повернулся прямо в мою сторону, будто спиной видел, где именно я стою. Быстро подошел и я почти сползла ему в руки.

Он молча дышал на макушку. Потом обернулся к подошедшему Смирнову.

— Отвезешь?

Тот кивнул.

— Алена, езжай домой, тебе лучше поспать, отдохнуть, — как-то нетвердо сказал Костя.

— А ты?

— У меня дела. Я приеду, когда с ними разберусь.

Вдруг дошло.

— Костя… Не надо! Не езди с ним. Он уже столько людей в эти гонки втянул. Там уже двое погибли… Пожалуйста.

Танкалин резко мотнул головой, словно отгоняя назойливое насекомое.

— Он должен запомнить, что мое трогать нельзя.

— Но я не твое… Я живой человек.

Его лицо совершено не изменилось, он даже дышал ровно и так же ровно сообщил.

— Он тебя тронул только потому, что посчитал моим. Ты ведь даже не понимаешь, что он мог сделать, да? Это хорошо. Но с такими, как Парин лучше иметь четкую принадлежность. В твоем случае — ко мне. Не спорь, просто прими, как сказано.

Тут он меня отпустил и отошел на шаг.

— Костя… Я боюсь за тебя!

— Бойся. — Он кивнул, словно давая разрешение, — но бойся дома.

Развернулся и пошел вглубь здания. Смирнов поддержал меня под локоть.

— Поехали. Не мешай ему. Такого Костю и я опасаюсь.

Стоило выехать со стоянки, как меня начало тошнить. Коля остановился, открыл окна — несколько минут я просто дышала. Так же неожиданно стало легче. Дальше мы ехали в сопровождении его неторопливого голоса.

— Ну, слава богу, все обошлось. На него же страшно было смотреть, хотя Олеся сказала, что ты в порядке.

Я залезла на сидение с ногами и всем телом навалилась на спинку, так было легче.

— Что обошлось? Он же собирается гонять с Париным…

Коля осторожно повернул, машина двигалась плавно, без резких движений. Неожиданно я поняла — это тот самый джип, на котором Танкалин вез нас с Софи домой в новогоднюю ночь. Сразу такое чувство накатило странное, как будто я оказалась дома.

— У Кости хватит ума не дать втянуть себя в какие-то бессмысленные гонки.

— Правда? — я с какой-то неожиданной надеждой посмотрела на Смирнова, что он почти смутился.

— Определено. А вот если он будет волноваться за тебя, то станет нервничать и может наделать глупостей. Но ты ведь будешь сидеть дома и никакого повода за себя волноваться не дашь? — мягко, как с маленьким ребенком, говорил Коля.

— Буду, — горячо согласилась я, не желая, чтобы Костя делал глупости.

Выходить из машины не хотелось. Но я собралась и вышла, еще раз поблагодарив Смирнова. Хотелось верить, что он сможет проследить за Костей и в случае чего остановить.

Весь день я спала и проснулась только после десяти часов вечера. Долго сидела в ванной, чтобы поменьше разговаривать и отвечать на тетины вопросы. Потом мы с ней смотрели какой-то фильм и каждая минута растягивалась, как будто вместо 60 секунд увеличилась до 600. В полночь я не выдержала и позвонила Косте, но телефон был отключен.

Потом наступил самый страшный час за последние несколько лет моей жизни… Я увидела столько ужасов, в моей голове возникало столько леденящих кровь картин, что хотелось сойти с ума, только бы это прекратилось.

Костя пришел в начале второго.

— Прошу прощения, — сказал возмущённой тете, вышедшей посмотреть, кто смеет трезвонить посреди ночи, — что пришел в такое позднее время, но мне нужно поговорить с Аленой. Прямо сейчас.

— Проходи, — сказала я раньше, чем тетя успела что-то ответить. На первый взгляд с ним все было хорошо. Я провела его на кухню и плотно закрыла за нами дверь. Тетя будет недовольна, но сейчас меня занимает совершено другое. Я подошла к Косте, он сидел, потеряно разглядывая свои руки.

— Ты в порядке?

— Да, все закончилось, Аленка… Теперь уже все.

— Что с Париным? С гонками?

Хотелось его растормошить, чтобы узнать все побыстрее.

— Гонок не было, — ровно ответил Костя. — Глупо играть в игры с сумасшедшим, да еще и по установленным им правилам.

Прямо от сердца отлегло…

— А Парина запрут в какую-нибудь закрытую клинику санаторий и будут лечить. Я разговаривал с его отцом, он не станет с нами сориться, это очень невыгодно… финансово. К тому же удалось убедить его не дотягивать до момента, когда Парин сделает что-то непоправимое. И еще в полночь я привез его мать, она видела, как ее сын гоняет по улице и почти впала от этого зрелища в истерику… Так что теперь Парин безопасен. Сядь.

— Зачем?

— Пора поговорить, раз уж такой день… Не хочешь сесть?

Сидеть не хотелось, я столько времени его ждала, что теперь хотелось каких-нибудь действий.

— Я убил своего деда. Мне было пятнадцать.

Через секунду я уже сидела на стуле, с трудом соображая, когда и как успела опуститься. Почему-то подумалось, что Костя не разделся… так неудобно, наверное.

— Слушаешь? — он на секунду отвлекся, убедился, что я молчу.

— Он болел. Людей на такой стадии оправляют в больницу, но у нас было достаточно денег, чтобы позволить деду умереть среди родных… Неоперабельный рак брюшной полости. Обезболивающие кололи уже по максимуму, и они не помогали. Он кричал. Но хуже было, когда он начинал просить… Я помнил его сильным, веселым. Он мог напугать до дрожи в коленках одними нахмуренными бровями, а тут… Однажды я сделал, как он хотел — принес ему целый пузырек лекарства, одного из тех, что должны были подойти. Высыпал таблетки ему в ладонь — он даже руку на весу не держал, сил не хватало. Потом поднес стакан воды. Через два часа деда не стало.

Он очень глубоко, с каким-то болезненным хрипом вздохнул.

— Ты даже не представляешь, Аленка, как легко убить человека. И не только больного. Прибыла команда врачей, зафиксировала смерть и все… даже проверять никто ничего не стал. А всего лишь один анализ крови и ежу было бы понятно, что дед умер не своей смертью.

Это сколько же надо повторять подобные слова, чтобы сейчас говорить их как Костя — ровно, заученно, почти не слушая смысла?

— Я понял только на похоронах. Весна… В окно лезут яркие солнечные зайчики. И… ссохшееся лицо среди белоснежного атласа. Как будто громом шарахнуло — он лежит здесь, потому что я его убил.

Он опять судорожно вздохнул.