Ирина Алпатова - Барби играет в куклы

Мы всё-таки успели. Когда оголтело зазвонил звонок, все было готово. Бабтоня засуетилась в прихожей, а Лёвчик молча поднёс к моему лицу зеркало. Оттуда на меня глянула застывшая маска, и я отпрянула.

Вошел… мой жених, красивый и страшный, почему-то с ним были еще какие-то люди. То есть я больше никого не ждала, да я и его не очень ждала, если уж честно. Странно, но никто не смеялся, скорее даже наоборот, гости были серьезны и почти торжественны. Какой-то очень высокий человек, которого все звали просто по имени, стал откупоривать бутылки — "на посошок". А мне срочно понадобилось в туалет, и я поскакала туда бодрым аллюром. Потом я мыла руки, долго и тщательно, почему-то ко мне ворвалась Люшка и яростно зашептала, сколько ещё я буду тут рассиживать. А что же это Полковник не постучал в дверь ванной? Ах да, его же нет дома.

— Я не помню Его имени, — лихарадочно объяснила я подруге. — Понимаешь, совсем не помню. Я не могу за него выйти.

— Это у тебя припадок от волнения. Я тебе на перчатке напишу, вот где ладонь, и ты будешь туда смотреть, когда надо.

— Люша, если у меня такие припадки, то мне замуж вообще нельзя. Меня надо лечить, долго-долго…

И тут на пороге ванной комнаты возник этот человек. — У нас какие-то проблемы? — спросил он.

Вот оно! Сейчас я должна честно сказать, что да, у меня серьезные проблемы с головой, потому что я никак не могу запомнить, как его зовут. И тогда всё решится само собой.

— Нервы, Аркадий Петрович, — каким-то совершенно не своим голосом сказала Люшка и идиотски хихикнула. — Ксюша у нас девушка трепетная, нежная…

Мне стало противно и страшно, потому что Люшка была с ним заодно. И Аб…, да как там его, чёрт подери, смотрел на меня с довольством. Ему было приятно слушать её наглый бред про трепетную девушку. И я, кажется, вела себя так, как мне и следовало себя вести, как он и ожидал… Надо сказать про его имя! Я набрала воздух в лёгкие, и… жених к кому-то повернулся и объявил: "Пора"!

Я не пошла в лифт. Только не в эту клетку с такой прорвой народа, где все будут многозначительно дышать мне в лицо. Мы спускались по лестнице и без конца сталкивались с какими-то людьми, то есть с моими соседями. И каждый считал своим долгом что-то такое сказать. А я думала только об одном — не упасть бы с лестницы, только не сейчас.

Мы вышли из подъезда, и я увидела картинку: вот по улице несётся невеста, сбежавшая из-под венца. Я обожала такие сцены, это было так здорово! А я, а мне… понадобилось бы несколько секунд, что бы скинуть туфли и помчаться… в какую сторону? И как же это делается, а? Где они берут силы, эти сбежавшие невесты? Да я уже давно поняла, что играю не свою роль, меня пора выгонять со сцены! Никуда я не побежала, а послушно полезла в раскрытую темную пасть машины и услышала, как за спиной с лязгом сомкнулись железные челюсти.

Величественная женщина с дурацкой красной лентой через плечо для начала обозвала нас брачующимися. Или в этом слове была какая-то ненормальность, или оно очень точно отражало суть дела. Я разобраться не успела, потому что меня стали спрашивать "согласна ли я взять в мужья…". Ну допустим, не согласна, что это меняло? И я пролепетала, что требовалось. Зато умудрилась уронить кольцо. И, кажется, произвела фурор. Стоявшие за нашей спиной гости как-то разом встрепенулись, ахнули, зашелестели шепотом что-то про приметы.

Кольцо звякнуло о мраморный пол и покатилось, было, куда подальше, но мой величественный жених… я растерянно разжала ладонь и прочла — Аркадий (идиотка Люшка не написала отчества), так вот, величественный Аркадий, с ловкостью кота, охотившегося на мышь, вдруг прыгнул и поймал ускользавшую добычу. Я с трудом заставила себя взглянуть на жениха. Он вроде чуть улыбался, но даже эта едва заметная улыбка была натянутой. И, кажется, он покраснел, хотя под загаром поди разбери. Ужас… Больше я ни на кого не смотрела.

Потом мы снова ехали, потом шли. Вокруг пахло тонкими духами и еще чем-то приторным. Причем настолько сильно, что меня всё время чуть подташнивало, и ещё в ушах постоянно стоял тихий навязчивый звон, и это очень мешало. Я слышала, что мне, то есть нам что-то говорят, но почти ничего не понимала. Нет, кое что до меня, к сожалению, все-таки доходило. Например, когда один высокий здоровый господин сказал:

— Какая прэлесть… — и смачно поцеловал кончики пальцев.

Это был комплимент, по крайней мере, он так считал, но лучше бы я эту идиотскую фразу не расслышала. Наконец все уселись за столы, и заседание началось.

— Ну что ж, господа, позвольте мне начать, — поднялся тот же самый господин.

Я досчитала до трех и осторожно подняла на говорившего глаза, но не выше бабочки под толстым подбородком. Господин слегка расплывался, но было очевидно, что всё в нем на самом высоком уровне — и эта самая бабочка, и костюм, и жесты, и бархатный раскатистый голос. И тон был таким… игриво-уважительным. Выступавший сказал, что вот сегодня они теряют своего холостого товарища (одобрительный смех в зале). Далее выступающий дал краткую характеристику самому "товарищу" (аплодисменты и смех).

А я, наконец, рискнула очень осторожно посмотреть на гостей. Узкий круг оказался довольно широким, с моей точки зрения, и на меня никто вроде бы особо уж не смотрел, а совсем рядом сидел дядька со свекольно красной физиономией и зализанными на бок редкими волосами. Кого-то он мне напоминал… Я взглянула на него еще раз. Го-о-споди… Да это же Полковник! А тут еще нудный гость стал желать Аркадию и э…э… У меня задрожали руки, и я чуть не опрокинула бокал, вот когда все посмотрели на меня. А этот важный дурак все тянул свое "э" и даже пальцами щёлкнул, подскажите, мол имя этой особы. Но Полковник почему-то подсказывать не стал, кажется, он делал вид, что никакого отношения ко мне не имеет. А мой жених, возможно, моего имени тоже не помнил, почему нет. И тогда идиот с бабочкой промычал: "Зэфир… прэлестный зэфир…". Тут все-таки очнулась Люшка и гаркнула на весь зал: Ксения! и чертов дурак наконец закончил свой якобы тост и, с явным облегчением высосав содержимое бокала, тоже рявкнул: "Горько!".

Аскольд встал, а я продолжала сидеть. Потому что голова у меня была сама по себе, только что выпитое шампанское куском льда застряло в груди, зад и не собирался отрываться от стула, а ноги делали вид, что их вовсе нет — они куда-то вышли. Меня потащили вверх, опять же под мой многострадальный локоть, да еще в этот момент Люшка довольно больно пнула как раз по отсутствующим ногам.

То есть жених поставил таки меня на ноги, обнял и поцеловал. Мне показалось, что поцелуй длился бесконечно, и после окончания процедуры я почти рухнула на свое место. Ну и пусть он только что вытирал рот салфеткой, губы у него всё равно были мокрые. Потом, когда гости активно ели и пили, я вдруг подумала, что уж лучше плясать на сцене в цветном сарафане, как Верочка Флеер, чем сидеть здесь. Но эта мысль страшно запоздала.