Вера Колочкова - Трава под снегом

Саша за спиной проговорила опять что-то сердитое, и надо было обернуться, переспросить, но сил не осталось. Мартовское окно по-прежнему притягивало взгляд, исходило расплавленным солнцем, и почему-то представилось, как они сейчас едут по раскисшей дороге за город – Илька и Командор. И солнце бьет в ветровое стекло. Командор и Илька. Рядом. С ума сойти. Нет, этого не может быть. Они едут туда, в ее прошлое… Интересно, Илька узнал его или нет? Не узнал, наверное, он маленький был. Но как Илька вообще такое удумал – сбежать? И ей ничего не сказал, главное, поганец такой…

Тихая хулиганская радость вдруг охватила ее всю, от головы до ног, и она мысленно попросила у мальчишки прощения за «поганца». И никакой он не поганец! Он сам все решил, он никуда от нее не уедет! Это главное. А как да почему все получилось – какая, в сущности, разница…

– Леся! Ты почему не отвечаешь? Уснула, что ли? Какая ты рассеянная, право! – вздрогнула она от возмущенного Сашиного голоса, обернулась от окна, улыбнулась ей виновато.

– Прости, Саш, я задумалась.

– Погоди, потом в облаках витать будешь. Я понимаю, конечно, тебе не терпится насладиться долгожданной свободой, но я пока еще здесь, я не уехала.

– Да, Саша.

– Что – да?

– А что ты сказала, я не расслышала…

– О господи… Я не сказала, я спросила! Когда этот твой… Доморощенный донжуан придет? Он обещал такси заказать в аэропорт!

– Ты имеешь в виду Андрея? Так сейчас еще половина пятого, а он к пяти обещал. Он придет, раз обещал! Мы тебя отвезем!

– Только, Леся, я прошу тебя… Никаких жалостных разговоров дорогой! И пусть твой донжуан тоже молчит! А то со стороны можно подумать, что вы ребенка на Голгофу отправляете.

– Да, Саша. Конечно. Ты чего-нибудь перекусишь на дорогу? Кофе сварить?

– Ну давай… Только мне без сливок и без сахара.

Когда Саша, по-новому причесанная и переодетая в белую рубашку и джинсы, пришла на кухню, все уже было готово к перекусу – черный кофе бултыхался в стеклянном нутре кофеварки, по тарелочкам была разложена полезная еда, к присутствию которой в доме ее приучила сестра за время своего короткого пребывания. Черный французский хлеб, половина грейпфрута, отруби в обезжиренном йогурте, листья салата-латука, кусочек белого непонятного продукта, то ли творога, то ли сыра. В общем, ерунда всякая. Пусть ест, лишь бы Ильки не хватилась. Интересно, а почему она и впрямь до сих пор его не хватилась?

Саша аккурат закончила с перекусом, когда хлопнула входная дверь и невеселый голос Андрея проговорил из прихожей:

– Ну что, готовы? Такси через двадцать минут подойдет.

– Да-да… – торопливо промокнула салфеточкой губы Саша. – Мы готовы… Илья, ты где? Илья! Иди перекуси чего-нибудь! Кормить только в самолете будут! А это нескоро… Илья, где ты? В чем дело? Тебя мать зовет, в конце концов!

– Саш… Саша, подожди. Не кричи, Саша… – пролепетала испуганно Леся, потирая холодные дрожащие руки. – Дело в том… Дело в том, что…

– Господи, ну что еще? – раздраженно повернулась к ней Саша. – Что ты мне хочешь сказать? Раньше не могла, что ли? Илья! – снова пронзительно крикнула она в глубь квартиры.

– Что у вас тут? Почему кричим? – заглянул в кухню Андрей и остановился как вкопанный, взглянув Лесе в лицо. Потом переспросил уже озабоченно: – Что стряслось, Лесь? Объясни толком.

– Дело в том, что… Андрей, он сбежал…

– Кто сбежал? – хором переспросили Саша и Андрей и обменялись взглядами. Саша – неприязненным, Андрей – удивленным.

– Илья сбежал. Вместе с твоим отцом, – обращаясь исключительно к Андрею, тихо произнесла Леся и пожала плечами, будто извиняясь за это странное обстоятельство.

– С отцом?! С моим отцом? Ты чего несешь, Леська?

– Так! Погодите-ка, что-то я ничего не понимаю! – не дала сестре права голоса Саша. – Вы что, надо мной издеваться вздумали? Где мой сын, я вас спрашиваю? Что происходит, в самом деле? Кто-нибудь объяснит мне вразумительно? – взвивая голос до самой высокой ноты, исходила она самым крайним возмущением. Однако слышались, очень уж явно слышались в этом возмущении и легкие нотки облегчения, и никак Саше не удавалось их скрыть, и оттого голос взвивался уже в самую высь, почти до визга: – Вы что тут все, с ума посходили, да? Как вы смеете? В конце концов, я ему мать! Я! И вы не смеете! Не смеете!

– Да говорят же тебе – сбежал… Чего ты так орешь-то? – задумчиво проговорил Андрей, не отрывая озадаченного взгляда от Лесиного лица. Потом коротко глянул поверх ее головы в окно, добавил тихо: – Вон и такси пришло…

– Ну, знаете! Разбирайтесь теперь как-нибудь сами! А с меня хватит! Я лечу с другого конца света, бешеные деньги трачу, а они… Все, хватит!

Она сердито сорвалась с места, ринулась в гостиную к чемоданам, начала суетливо выбрасывать из них Илькины вещи. Леся и Андрей тихо прошли следом, встали у нее за спиной.

– Мы тебя проводим, Саш? – виновато спросила Леся.

– Как хотите! – резко распрямилась от чемодана Саша. – Как хотите. Мне уже все равно. Пошли, что ли, скорее, а то я на самолет опоздаю…

– Ух ты, как у вас тут здорово! – восхищенно огляделся Илька, выйдя из машины. – Красотища какая!

– Пошли в дом, простынешь… – покосился на его обутые в тапочки ноги Командор. – Там, в гостиной, стена почти полностью стеклянная, так что можешь наблюдать эту красоту, как на большом экране в кинотеатре.

– Нет, на экране – это не то… Красоту надо живьем смотреть. Нюхать, трогать, растворяться. Иначе это не красота, а мертвая картинка.

Ишь ты, как этот пацан выражается! Нюхать, трогать, растворяться, главное… И где только сумел нахвататься этой художественной богемности? Не тетка же его этому научила? Хотя – при чем тут его тетка… Он вот, например, тоже никогда и никому про живую красоту ничего не объяснит. Он давно уже мертвой довольствуется, показушной. Удобоваримой, гламурной и ничем не пахнущей. И никогда ему уже вот так, как этот пацан, не встать на крыльце своего дома, не потянуть носом воздух…

– Ой, а какой у вас здесь ветер… особенный!

– Ветер как ветер. Сырой, мартовский, холодный. Не придумывай. Пошли в дом.

Наверное, зря он так с мальчишкой. Жестковато получилось. А пусть не лезет под руку со своими телячьими восторгами, не раздражает! Пусть учится сдерживать свои телячьи эмоции.

– А вот и неправда! – нисколько не испугавшись раздраженных ноток в его голосе, звонко заверещал Илья и даже подпрыгнул на месте, как молодой резвый теленок. – Неправда! Просто вы не хотите его почувствовать, понимаете? Впустить в себя не хотите! Ветер у вас здесь… живой! Маленький, недавно родившийся! Ветер как проказник-малыш. И пахнет от него нежно, как от маленьких детей. А пока он до города доберется – повзрослеет, остепенится, грустным и злым станет.