Анатолий Чупринский - Лихоманка

Точка. Ни подписи, ничего.

Шагин, так и не закрыв дверь дачи на ключ, бросился к «Оке».

Неприятности ходят, как средневековые слепцы, один за другим, положив руку на плечо идущему впереди, цепочкой. Замыкающей в шагинской шеренге неприятностей оказалась «Ока». Когда он завел двигатель своего безотказного «ослика» и начал задним ходом выезжать со двора, разом отказали тормоза.

Шагин врезался в глухой забор соседки Валентины, поуродовал задний бампер и погнул глушитель. Заглянув под днище, Валера увидел, задний алюминиевый тормозной шланг просто-напросто обломился. Жидкость из него капля за каплей вытекала на усеянную иголками землю. О преследовании Машеньки на некогда безотказном «ослике» не могло быть и речи.

Чертыхнувшись, Валера хлопнул калиткой и, даже не закрыв ее на щеколду, стремительно потопал в Алешкино на своих двоих. Очень надеясь, может быть, повезет? Может быть, Машенька еще не успеет сесть в рейсовый автобус.

Алешкино не Москва. Автобусы ходят в час по чайной ложке.

Шагин размашистым шагом топал, почти бежал через поле. Направление держал прямо на автобусную остановку.

«Что собственно произошло? Что такого криминального я совершил? Глупость, конечно, несуразица, не более. Ну, дал слабину, поддался на уговоры сумасшедшей девчонки. Привез на дачу. Соседи? Плевать на них с колокольни Ивана Великого. Все равно никто из них никогда доброго слова не скажет. Сплетники и завистники. Это мое глубоко личное дело. Никого не касается.

Конечно, отчасти сам виноват. Решил ухватить за хвост Жар Птицу. Вот и остался с пучком цветных перьев в руке.

Надо все спокойно и подробно объяснить Маше. Она поймет. Она умная. Тем более, ничего такого и не было. Никакого предательства по отношению в ней я не совершил. Она поймет. Она умная. Дурочек в МГУ не берут. Потом мы вместе посмеемся над этой нелепой историей».

Шагину не повезло и в этот раз.

Вокруг павильона автобусной остановки в живописных позах расположились трое местных алкашей, из тех, что прохода не дают дачникам, клянчат на водку. Один сидел на корточках перед остановкой, почти на проезжей части, второй возлежал в позе древнего римлянина на траве, подперев голову рукой, третий вольготно улегся на скамейке автобусного павильона.

Все трое как братья близнецы. Помятые красные физиономии, мутные бессмысленные глаза. И одеты все трое в нечто среднестатистическое алкогольно-бомжовое. Где-то подобную спецодежду выдают желающим, не иначе.

Площадка перед магазином была пуста. Жара и сонная одурь оккупировали Алешкино. Выбора не было. Шагин обратился к алкашам.

— Автобус давно ушел?

— Зачем тебе?

— Спрашиваю, значит, надо.

— На пузырь дашь, скажу.

— Он девку ищет.

— Это которую?

— Ту, что в автобус на ходу запрыгнула. Одна и была. Он еще останавливаться не хотел. Она чуть под колеса не кинулась.

— Когда автобус ушел? Давно?

— Дашь на пузырь, скажу.

Тут Шагин слетел с резьбы. Такое с ним случалось всего раза два в жизни.

— Я тебе сейчас… в рыло дам! Скотина, урод!!!

Шагин обречено побрел через поле обратно в поселок. Скинул кроссовки, снял носки и пошел босиком по влажной, после ночного ливня траве. Бесконечно тыкал пальцем по клавишам мобильника, набирал номер Машеньки. В ответ слышал одно:

«Абонент вне зоны доступности…».

«Жарко! Господи, как чудовищно жарко! Накаркали эти уроды, ученые климатологи. На планету надвигается чудовищное потепление. Хотя, какое там, к черту, потепление! Ожарение! По всей планете — ожарение! Дышать абсолютно нечем!

Воды! Полцарства за глоток „Ессентуки № 17“! Сердце того гляди выскочит из грудной клетки и взорвется фейерверком где-то там, высоко-высоко, где, наверняка, хоть чуточку прохладнее. Где гуляют всякие Бора, Гольфстримы и Мистрали.

Мистраль! Машенька говорила, Мистраль! Нежный и ласковый. Где ты, Мистраль, черт бы тебя побрал!

Машенька! Мистраль! Машенька!

Будь все проклято! Глупость! Нелепость! Неужели из-за этого я потеряю то, чем так заслуженно одарила судьба? Я не дебил, не кретин. Отлично понимаю, ничего вечного не бывает. Знал, вот-вот кончится. Машенька сказала, до осени. Целых полтора месяца. И вдруг… глупейшее стечение обстоятельств! И это все!?

Почему мне так мало отмеряно? Чем я так провинился перед жизнью, судьбой, Богом, наконец? Я не хуже любого из легиона тупых болванов, которые имеют все это, не заслужив и сотой доли такого счастья! Им оно далось просто так, в насмешку над другими, более достойными. Над такими, как я.

Я достоин, я выстрадал хоть бы небольшой кусок счастья, хотя бы полтора месяца! Ведь это только миг! За что меня? За что именно меня?

Мария не может просто так вышвырнуть меня из своей жизни. Она не такая. Она умная и тонкая. Она поймет. Нам нужно только взглянуть друг другу в глаза.

И все вернется!».

Дорога от Алешкино до поселка между обилием густых кустов делает несколько резких поворотов. Почти под прямым углом.

Когда Валера уже одолел последний поворот, прямо на него из поселка медленно выползла кавалькада черных дорогих машин. Он отступил чуть в сторону к обочине и замер. Мимо него из поселка с тихим угрожающим гулом проплыл черный «Мерседес» и два «Джипа» сопровождения.

Шагин мгновенно понял, что это за машины и кому они принадлежат.

Понял так же, кого скрывают темные окна первой машины.

Кавалькада проплыла метров пятьдесят и вдруг все три машины, как по команде остановились. Из «Джипов» мгновенно выскочили четверо охранников, встали кольцом вокруг первой машины, повернулись к ней спинами и начали цепкими взглядами шарить по окрестным кустам.

Из «Мерседеса» вышел худой подтянутый человек в темном дорогом костюме. Голову его украшала густая шевелюра абсолютно седых волос. Он медленно, какой-то нерешительной походкой направился к Шагину.

Ни один из охранников даже не шелохнулся.

Шагин неподвижно стоял на дороге. Босой с кроссовками в руках. Со стороны сильно смахивающий на пригородного бомжа.

Седой остановился прямо перед Валерой. Руки он держал в карманах брюк.

— Я отец Аси, — устало сказал он.

Некоторое время оба молчали. Шагин был готов ко всему.

Но металлургический магнат удивил. Достал из внутреннего кармана пиджака визитку и с неловкостью, глядя почему-то в сторону, сунул ее в руки Шагину.

— Я знаю все! — с ударением сказал он, видя растерянность и напряженность Валеры Шагина.

— Мне известно все! — со вздохом повторил он, — И о вас, и… вообще! Позвоните мне на днях. Это прямой телефон. Нам нужно переговорить.

Не дожидаясь ответа, магнат повернулся и медленно пошел к машине. Не пройдя и трех шагов, замер и повергнулся к Шагину.