Наталья Труш - День свалившихся с луны

– Вот бы встретить его здесь! – Пашка тормозил у каждого трапа, пытаясь угадать по внешнему виду баржу высокого блондина в черном ботинке. – Может, спросим, на какой он живет?

Он и в самом деле остановил бодрого пенсионера, который мерил набережную мелкими шажками – спортивной ходьбой убегал от инфаркта, – и стал его расспрашивать. Парижанин, улыбаясь, лопотал что-то в ответ, помахивая вдоль набережной.

– Дашка, он сказал, что Ришар тут бегает по утрам и ловит рыбу прямо с баржи, но вот с какой – он указать не может по этическим соображениям! Ладно, сами поищем!

Баржи очень симпатичные, не хуже особняков, только на воде. На флагштоках – французские триколоры, на окнах – занавесочки, на палубах – кадки с вечнозелеными растениями, шезлонги и зонтики, веревки с сохнущим на ветру бельем.

– Дашка, ты бы хотела жить на Сене, на барже?

– Я, Паша, еще вчера хотела тут жить. Очень хотела. Смешно вспомнить. Сейчас – не хочу. Сейчас я больше всего хочу домой. Представляешь, я дни до возвращения считаю!

– В субботу у нас обед у Мурашовых, ты помнишь?

– Помню. Надо. Я в этот раз толком не успела пообщаться с ребятами, с Ванькой не поиграла!

– Даш, тебе уже своих Ванек давно пора иметь!

– Пора, но как-то не случилось...

Рябинин позвонил Даше трижды за вечер, справляясь то о самочувствии, то о каких-то покупках, которые он хотел сделать в Париже.

– Я ведь все больше другой Париж изучал. А где что купить – совсем не знаю.

Даша старалась не раздражаться, но у нее плохо получалось: она ждала звонка от Зиновьева, а телефон занимал Паша Рябинин. Наконец одноклассник угомонился, попрощался с Дашей, еще раз уточнив место завтрашней встречи, и пожелал ей спокойной ночи.

А Зиновьев не объявился. Возможно, он звонил в тот момент, когда номер был занят. Скорее всего, так и было...

Вечер у Мурашовых удался. Даша даже забыла, что ей безумно хочется домой. Паша Рябинин ненавязчиво ухаживал за ней. Все разговоры крутились вокруг юности, вернее, вокруг школы, в которой учились, и вокруг этой удивительной встречи в Париже. Странно, два десятка лет назад никто из них, кроме Павлика, даже не мечтал увидеть его воочию, и вдруг – встреча. Как в кино.

– Давайте, ребята, за нас! – предложил хозяин дома. – Жаль, что мало виделись. Извините, работа! Да мы-то и не стремимся куда-то из дома выбираться, поэтому компанию вам не составляли. Ну, да вам и без нас не плохо! Вот Дашка завтра улетит, а Паша один совсем загрустит.

– Нет-нет, у меня программа расписана на неделю вперед! Я поеду в Версаль, потом замки Луары хочу посмотреть, Евродиснейленд – хоть и не ребенок, а хочется, ну, и туда, куда всякого русского из Парижа больше всего тянет – в Сен-Женевьев-де-Буа...

Даша вздрогнула, посмотрела на Люду с Андреем, и все трое дружно расхохотались.

– Будь там, Павлик, поаккуратнее. – Андрей подмигнул Дашке. – Не пей из копытца – козленочком станешь!

Объяснять Паше, который не очень понял шутку, ничего не стали, отговорились тем, что дело не очень веселое, но прошлое.

Распрощались не очень поздно: хоть Мурашовы и русские, но гостей принимают по-европейски, да те и сами понимают – это они в отпуске, а хозяевам завтра на службу.

В метро то ли слегка запутались, то ли – это уж потом Даше в голову мысль пришла – одноклассник специально голову Даше заморочил, и вышли они вблизи улицы Шевалье де Ла Барр, на которой расположился крошечный отель «Монмартруа», в котором жил Паша Рябинин.

– Даш, приглашаю тебя на кофе, на ужин, на что хочешь. Короче, в гости ко мне.

Даша и сама не поняла, почему согласилась. Наверное, потому, что Паша вел себя весь вечер корректно, без каких-либо намеков на свое прошлое отношение к ней. Все-таки умом женщину не понять. Даша на сто процентов была уверена, что если бы все было иначе, то она из противоречия ни за что не пошла бы ни в какие гости к бывшему однокласснику!

Номер у Пашки был крошечный, как и весь отель, словно не для людей, а для кукол был построен. Все пространство комнатки было занято спальным местом. Узкий проход, узкий стол вдоль стены, встроенный шкаф и телевизор под потолком. Окно от пола до потолка, за ним – балкон, шириной в 30 сантиметров, на полу которого помещались два цветочных ящика из коричневого пластика. Дверь в санузел отсутствовала. Вместо нее на палке висела плотная клеенчатая штора.

– Ого! – оценила «удобства» Даша, заглянув за штору. В душевой кабине мог поместиться только худой Пашка Рябинин. Дяде потолще придется мыться частями, причем одной ногой стоя прямо в унитазе, который как будто убежал из детского сада. Такой же кукольной была и розовая смешная раковина. – Как ты тут помещаешься?

– Да я же тут только ночую! А вообще-то зубы чищу, не заходя внутрь этого «санузла»!

– Минимализм полный! Меньше не видела! Ну, и где мы с тобой кофе пить будем?

– Хочешь, спустимся вниз, в кафе, а можно здесь сварить: у меня с собой есть банка, кипятильник и все, что нужно. Даже печенье есть, не французское, а домашнее.

– Правда? Из дома? Давай здесь!

Павел вскипятил воду, разлил ее по пластиковым стаканчикам, выставил на стол печенье, сахар, банку растворимого кофе. Они примостились за узким столиком.

– Какой ты запасливый! – Даша по привычке обняла ладошками стаканчик.

– Я привык. Я по работе часто бываю в командировках. А уж когда еду куда-то туристом, то это святое дело. Угощайся! Печенье мама пекла, сахарное!

– Маму твою я хорошо помню...

– Старенькая стала...

Павел рассказывал про свою провинциальную жизнь, про работу, про мелкие радости.

– Вот так, Дашка, у нас все просто. Да ты и сама помнишь! Лучше расскажи о своей питерской жизни.

– Да я тебе все уже рассказала в первый день! Ничего особенного. Пойду я, Паша. Завтра мой самолет. Завтра я буду дома...

Даша подошла к окну, потянула за ручку, и в комнату ворвался ветер. Он надул парусом розовую тонкую занавеску, которую Дарья поймала, и она затрепетала у нее в руках.

– Какой удивительный закат... – Даша смотрела на красные черепичные крыши, причудливо изломанные на горизонте. На ближайшей к балкону у полукруглого слухового окна сидел кот и жмурился от удовольствия.

– Я очень рад, что мои парижские дни проходят в этом смешном отеле. И окно мне это очень нравится. – Павел подошел к Даше, положил ей на плечо руку. – Знаешь, песня эта, про французскую женщину, она ведь про эти места. Как будто вот из этого окна автор и увидел «неровность вычурную крыш». Здесь граница 17-го и 18-го кварталов...

Павел помолчал. Даша услышала, как он судорожно выдохнул и сказал:

– Даш, оставайся, а?

– Нет, Паш, я к себе. Если хочешь, проводи.