Анджела Дрейк - Любовница

– Никаких ралли в моей машине! – предупредила она, подчеркнуто глядя на Алессандру. Затем, многозначительно окинув взглядом фигуру самого Сола, произнесла одними губами: – Драгоценный груз.

Когда он вернулся домой, Тэра услышала, что он спускается в подвал. Она последовала за ним, неуверенная, полная тревожных предчувствий. Она знала, что рядом с Солом она всегда будет испытывать беспокойство. Но именно поэтому ее всегда будет непреодолимо тянуть к нему.

Он включил оборудование. Три разных образа засветились на экранах.

– Ты сделала все это, – сказал он, показывая на коробку, заполненную отредактированными фильмами.

– Я сделала это, потому что думала, что тебя уже нет в живых, – ответила она, чувствуя новый приступ гнева.

– Ты делала все это ради меня. Даже понимая, что это болезненный труд человека, готового уничтожить все, что он любил. Тебя, Алессандру. Мое искусство. Тэра, твоя щедрость вызывает у меня смирение.

Он повернулся на вращающемся табурете. Они посмотрели друг на друга. Тэра на мгновенце закрыла глаза. Сила его эмоций захлестнула ее.

– Ты помнишь, как на похоронах твоего отца ты сказала, что тебе хочется выть и рыдать? – спросил он ее.

– Ты еще ответил мне тогда, что нужно выплакаться. Иначе боль растянется на долгие годы. Я всегда помнила это.

– Я услышал это от одного известного психиатра, с которым встретился во время гастролей по Европе много лет назад. Это засело в моем сознании. – Он опустил взгляд, безвольно свесив вниз длинные руки.

– Сол! – негромко окликнула его Тэра.

– Когда после аварии я день за днем шел через поля, я делал именно это. Рыдал, выл, плакал. Это происходило само собой. Я заставлял себя остановиться. А затем все начиналось снова.

Она взяла его за руки.

– О чем ты плакал? О своем детстве? Об одиноком маленьком мальчике, играющем на фортепьяно в огромном доме?

– Мой дядя не был рад моему присутствию там. Меня терпели из милости.

– Что ты хочешь сказать?

Он хрипловато усмехнулся.

– Мои аристократические родители с их многонациональной родословной были не совсем тем, чем казались. Моя мать на самом деле была гречанкой и красавицей, мой отец был умен и имел большие связи. Мать была горничной в доме, и случилось так, что мой отец, будучи совсем молодым, сделал ее беременной. Она умерла от кровотечения через несколько часов после того, как произвела меня на свет. Отец уехал, поступил служить в авиацию и был сбит. Мой гораздо более старый и мудрый дядя остался, как говорится, с ребенком на руках. Вряд ли он смог бы полюбить меня. Но он старался.

Тэра обняла его. Она давно пришла к выводу, что каждый человек – продукт своего прошлого.

– Поэтому Сол Ксавьер решил, что он может жить в своем собственном мире, – сказала она. – Что ему никто не нужен, только музыка.

– Да. И некоторое время у него это неплохо получалось. Пока он не встретил женщину, которую безнадежно полюбил и продолжает любить по сей день.

Сол снова повернулся к своим застывшим на трех экранах образам. У него вырвалось восклицание отвращения.

– У меня появилась ненависть к себе, – сказал он. – Мне казалось, что все, что я делаю, ведет к катастрофе. Я катился под гору, разрушая все, что имел.

Он поднял с пола свернувшуюся спиралью пленку и пропустил ее между пальцами. Выражение его лица было свирепым.

– Я чувствовал, что старею, ужасался тому, что теряю все то, за что боролся долгие годы. Мне осталось потерять только одно. Себя. – Он с отвращением взглянул на свои искаженные, резкие черты на экране. – Я начал рвать себя на части. Когда все уничтожено, больше нечего бояться.

– Да, – сказала Тэра. – Я это очень хорошо понимаю.

Он отвернулся. Выдернул пленки из лентопротяжного механизма, бросил их на пол сверкающей кучей и со злостью наступил на нее ногой.

Потом резко повернулся к Тэре.

– Я начинаю все заново.

Она вздохнула.

– Хорошо.

Сол увидел ее усталость, ее потребность в утешении после всего, что она вытерпела ради него. Он обнял ее.

– Тэра, только ты сможешь помочь мне сделать это.

– Да. Тебе потребовалось огромное мужество, чтобы вернуться.

Он крепче прижал ее к себе.

– Ты ведь понимаешь, что не в моей власти измениться. Я никогда не смогу изменить свою сущность.

Тэра задумалась. На нее нахлынула теплая волна.

– А кто из нас способен измениться?..

Наступила зима. Утренние морозы покрывали землю белой хрустящей корочкой. По вечерам солнце садилось в золотисто-розовом сиянии.

За день до назначенного дня свадьбы Тэры и Сола будущая новобрачная отправилась разыскивать дочь. Она держала в руке две пары перчаток и хотела спросить у Алессандры совета, какая из них больше подойдет к ее скромному кремовому свадебному костюму.

Приблизившись к конюшне, она увидела Алессандру, вычесывающую грязь из хвоста Тоски – это всегда было нелегким делом, – и Сола, держащего лошадь под уздцы.

– Постарайся, чтобы она не двигалась, папа.

– Я стараюсь.

– У тебя хорошо получается. Она иногда ужасно брыкается.

– Может, мне начать заниматься верховой ездой? Не могу припомнить, чтобы я хоть раз сидел верхом на лошади.

– Тебе хватило бы десяти уроков, чтобы начать приносить домой призы. Держи ее крепче.

Последовало несколько секунд тишины.

– Папа?

– Да?

– Ты помнишь этот экспромт Шуберта? Ля-бемоль?

– Да.

– Я прослушала пару старых записей из твоих виниловых дисков. Бренделя и Баренбойма.

– Ну, и?..

– Каждый из них использует совершенно разный темп в первой части.

– Неужели? Надо послушать снова. A каковы рекомендации Шуберта?

– Он пишет "аллегро модерато".

– А как бы ты предпочла сыграть это?

– Разумеется, как указывает Шуберт. Но тогда возникает вопрос, что он понимал под "аллегро модерато"? То же, что понимал под этим Бетховен или Брамс?

– Да, это захватывающий вопрос.

Алессандра заговорила снова. Начала развивать свою мысль. Уверенно, с энтузиазмом.

Тэра тихонько ушла. Она положила перчатки на свой туалетный столик, чтобы показать Алессандре потом.

Тэра сказала Солу, что она слишком стара для тюля и рюшей, но пообещала, что будет сиять и улыбаться.

Алессандра была очаровательна в красном жакете и кремового цвета шляпке-котелке с вуалью.

Предполагалось, что это будет семейное событие – родные, несколько близких друзей. Но новость просочилась наружу. Церковь оказалась переполненной.

Мистер и миссис Джорджиана Дейнман незаметно проскользнули внутрь и так же незаметно вышли на улицу, когда молодожены направились в ризницу.

Тюдорский филармонический оркестр прибыл в полном составе, и во время записи в журнал регистрации первый скрипач исполнял чакону из партиты номер два Баха.