Татьяна Веденская - Пилюли от бабьей дури

– Но что ты будешь делать? – спросила Света, когда Лера с вещами стояла у зеркала, наносила последние штрихи на свое красивое лицо.

– Что делать? – удивилась та. – Блистать. Лопать ананасы в шампанском!

– А как же учеба?

– О, нет. Это не для меня, – снова капризно передернула плечиками она. И скрылась, не оставив никаких следов, кроме разве что каких-то общих знакомых, с которыми Света не очень-то и общалась. Она знала только, что Лера вроде получила роль в каком-то фильме, то ли главную (что вряд ли), то ли второстепенную (что вполне возможно), и что перед ней теперь открывается светлое актерское будущее, о котором она всегда и мечтала. Для ее родителей эта история стала последней каплей, последним ударом. За все, как говорится, добро отплатила дочка…

Единственный раз, когда Светлана видела Лериного отца, он приезжал к ним в институт, чтобы поговорить, выяснить, что творилось в башке его непредсказуемой доченьки, а также чтобы оформить задним числом академический отпуск на тот случай, если дочь все-таки придет в себя. Высокий и тоже, как Лера, худой, благородный старик с седой головой и усталыми медленными движениями, он делал, что мог, не представляя, как еще можно поступить в его положении. Академка была сделана, но о дочери не было никаких вестей, кроме слухов, которые становились все неправдоподобнее и нелепее. Фильмов с участием восходящей звезды Орлович также никто не видел.

К Свете тогда подселили на время другую соседку, вьетнамку. Она жарила селедку, плохо говорила по-русски, замачивала белье чуть ли не на месяц и зубрила без остановки. Для нее учеба в МОЛГМИ была большой честью, на родине ее ждала успешная карьера, почет и уважение, а также деньги. Поэтому ей было наплевать и на тараканов, и на запахи, и на соседку. Света платила ей взаимностью. Именно тогда она и познакомилась с Костей, на дне рождения однокурсника, случайно. Он проводил ее до общежития, поцеловал, и на этом, кажется, все закончилось. Она уехала на лето к себе, в Самару. К маме, на Волгу, к теплу и солнцу. Света закрыла глаза и вспомнила, как она все думала тогда, тем летом, о темноглазом парне, который так внимательно и серьезно посмотрел ей в глаза, а потом склонился и поцеловал ее в губы. Она думала, он никогда больше о ней не вспомнит. Взрослый парень, москвич. Красивые глаза, высокий, умный. Зачем она ему? Даже имени не вспомнит.

Нет, вспомнил. В сентябре специально приехал в мед, нашел ее, пригласил в театр. Красивый жест. Если вспомнить, он вообще красиво за ней ухаживал тогда. Полгода они ходили за ручку, целовались. Пальцем до нее не дотрагивался, говорил: «За совращение несовершеннолетних – это не тост, а статья». Свете тогда еще не исполнилось восемнадцати, а у него до нее явно были и другие женщины. Господи, она-то какая была дурочка! Думала, что это добавляет ему мужественности. Впрочем, так оно и было. И любила она его так, что дух захватывало, сейчас Света вспомнила это со всей отчетливостью. Боялась, что не придет, не позвонит. Что найдет себе кого-то получше. И страшно стеснялась своей угловатости, неопытности, вспоминала Леру, жалела, что ее нет рядом, с ней бы можно было посоветоваться.

– Светка, ты шашлык-то есть будешь или только гипнотизировать? – с наигранной веселостью спросил Костик и толкнул Свету в плечо.

– Да. Что? А, конечно буду.

– Ты так нас не пугай, – хмыкнула Ирма, откусывая сочный кусок свинины.

Дети, дрожа от нетерпения снова бежать по своим делам, наспех заглатывали мясо под строгим Ирминым взглядом.

– Я больше не хочу, – хмурилась Олеська.

– Худая-то какая, посмотри, – Ирма ущипнула ее за кожицу на спине. – Кушай, а то вырастешь, как Кейт Мосс.

– Это угроза или комплимент? – хмыкнула Света.

– И то, и другое.

– Пусть бегут, – махнул рукой Костик и благодушно улыбнулся. – Сейчас проблема не в том, что кто-то не ест, а в обратном.

– Да уж, – усмехнулась Ирма, показав глазами на округлый Костин животик.

Костик усмехнулся и похлопал себя по животу рукой.

– Груз ответственности.

– Куда деваться, – рассмеялись все.

– Ну, будем? – произнес он тост, подлив вина из пачки в кружки.

Сам он предпочитал что-то покрепче, руководствуясь принципом «чего мокроту разводить». Они чокнулись, отхлебнули, доели шашлык. Костик пошел осмотреться, заметил, что кто-то выломал столбик забора, наверное, разворачивался и не заметил.

– Вот ведь, – подосадовал он, но принес инструменты и подбил столбик обратно.

Света сидела не шевелясь в шезлонге и думала, что все же Костик – отличный муж, хоть и не всегда у нее есть возможность об этом помнить. Слишком уж много в их жизни быта, ругани всякой, замечаний и упреков. Иногда кажется, что они вообще ничего не могут друг другу сказать, кроме каких-то дурацких «это все твое воспитание» или «ты посмотри, во что квартира превратилась». Давно ли все так? Еще пару лет назад, помнится, они сидели где-то у друзей и заливисто хохотали. У Мишки, кажется, на дне рождения. Они были подшофе, обнимались, и все было хорошо.

– Свет, ты как? – спросила Ирма, тряхнув ту за плечо.

– Нормально.

– Я думала, ты уснула.

– Практически, – улыбнулась Света. – Ладно, надо посуду помыть.

– О чем думала?

– Знаешь, о разном. О прошлом.

– Это хорошо, – кивнула та. – Знаешь, а Костик твой – ничего.

– Это да.

– Ты кончай дурить побыстрее, – попросила Ирма, помогая собрать посуду со стола.

Света ничего не ответила, но про себя подумала, что и сама была бы страшно рада перестать дурить. А что, может, вот так взять и решить, что с сегодняшнего дня все, в завязке? Не дурю больше. Бегаю и улыбаюсь. Получится? Смешно. Нет, конечно. Кто из нас управляет собой? Кто может взять и перестать дурить? Ни у кого нет такой силы, даже если бы все мы знали, к чему это может привести.

Вот и Лера тогда ведь не хотела того, что вышло из ее «дури». Она просто хотела себе звездной судьбы, она шла напролом, оставляя в стороне слабости и привязанности, и думала, что никогда ни за что не придется отвечать. А если что, всегда можно прийти и поправить все одной только улыбкой. Но это не так, и иногда ничего уже не исправишь. Не изменишь, как ни рыдай.

Света помнила, как умер Лерин отец. Шестого декабря, за четыре дня до дня рождения единственной дочери, от сердечного приступа. Лерина мама позвонила из Твери в общежитие, потому что просто не знала, куда еще позвонить.

– Светочка, я подумала… может, ты знаешь, как ее найти. Похороны девятого. Я не хотела бы хоронить его десятого, потому что… Лерочкино рождение. – Глухие рыдания сдавили горло Лериной мамы. После смерти мужа она осталась совсем одна, и это было совсем не то, чего Лера на самом деле хотела. Но ведь и избежать не смогла бы никак. Вот тебе и «не дури». Знала бы прикуп, жила бы в Сочи. Там, кстати, и Олимпиада.