Виктория Абзалова - Хамелеон

Иногда меня это пугало. Неизвестность всегда пугает. Я представить себе не могла, чем кончится наш роман. И к самому Жермену было много вопросов. Возможно, это не беспокоило бы меня настолько сильно, если бы он так старательно не уклонялся от личных тем.

Несколько раз Жермен уезжал.

— По делам? — спрашивала я, пытаясь унять любопытство.

— Вроде того, — он не считал нужным объяснять, куда он едет и когда вернется.

А возвращался он обычно еще более… нет, не грустным, не мрачным, не подавленным — отстраненным. Словно каждый раз ему приходилось идти ко мне не просто из конкретного населенного пункта, но из неведомой и, как видно, абсолютно безрадостной дали.

Несколько раз, когда мне приходилось выбираться в столицу по поводу развода, так как Морис упорно стоял на своем, Жермен меня сопровождал, но это была скорее тяжелая обязанность для него. Я долго не могла поверить в это, но ему и правда было неуютно и не приятно во всей должной быть привычной обстановке.

Жермен не протестовал, когда мы останавливались в гостинице, и мы редко выходили куда-то еще, тем более, что даже тогда он выбирал тихие, мало известные, хотя, безусловно, уютные и романтичные места.

— Такое впечатление, что ты меня стыдишься, — как-то в шутку заметила я.

— Я просто стараюсь избежать нежелательных встреч, — мои слова его задели, — но если ты хочешь встретиться с кем-нибудь из знакомых, я не могу тебе мешать.

— Мне никто не нужен, — я прижалась щекой к его плечу: восхитительное ощущение.

Правда, мелькнула у меня как-то одна мыслишка, что подобная простота в пристрастиях, объясняется еще и ограниченностью средств. 'Моих' денег он не принимал, я, собственно, не настаивала, понимая, что в противном случае опять поставлю его на положение содержанца. Но любопытство подавить не удалось.

— Ты получил наследство от какого-нибудь дядюшки?

— Ты о чем?

— Ты живешь в Тьерри уже больше полугода, ни разу не связавшись со 'старыми знакомыми', но особой нужды не испытываешь.

Жермен ответил на мой щекотливый вопрос весьма непринужденно.

— Видишь ли, Делиз, я и правда не собирался возвращаться.

— Ты… Ты продал дом?!

Так вот почему он жил вместе со мной в номерах: не из-за щепетильности, не из каких-либо других соображений. Он просто распродал все, что у него было, перед отъездом отрезая себе пути к возвращению.

— Делиз, так устраняется основная статья расходов, — несмотря на тон, бухгалтера Жермен не напоминал даже тенью, — Кроме того, в Тьерри нет необходимости в дорогом экипаже, модных штучках, шмотках, цацках… У меня были небольшие личные сбережения, которые поверенный вовремя удачно вложил. Не поверишь, Альберт честный малый… Так что, проценты позволяют мне сейчас жить скромно, но независимо.

— И… тебе нравится, как ты сейчас живешь?

— Почему нет? Можно сказать, я добился того, к чему стремился.

Мне показалось, что он имеет ввиду не совсем то, с чего мы начали. Какая-то недоговоренность была в его словах, но к этому мне было не привыкать. В конце концов, это была его жизнь.

— Ты не боишься одиночества?

— Почему же, боюсь. Но иногда оно бывает просто необходимо.

Я не могла не согласиться, несмотря на то, что мы имели ввиду разные вещи.

Пешие прогулки по Парижу помогли мне узнать, что он, оказывается, довольно неплохо разбирается в искусстве и знает историю, во всяком случае, отнюдь не невежда. Эстет, умеющий во всем видеть красоту и мимолетность времени, — он очаровывал навсегда!

После нескольких его замечаний о Дю Тампль, я удивленно спросила:

— Откуда ты это все знаешь?

Жермен лукаво улыбнулся.

— Ну, не все, конечно. Образования у меня нет, но память хорошая.

Свобода опьяняла. Была для меня неизъяснимая прелесть в том, что бы обходится без уверений в любви до гроба и фальшивых обещаний, которые все равно никто никогда не выполняет. Мне было хорошо здесь и сейчас, и я не хотела задумываться о будущем.

Святая уверенность, что все решится само собой.

Жермен, его спокойная нежность, стали моим лекарством. Впервые в жизни, я поняла, что значит быть женщиной, быть желанной.

Я почувствовала, что значит быть необходимой. Я была нужна ему не меньше.

Единственным, что тревожило меня, была болезнь Жермена. Не трудно догадаться, что именно она стала главной причиной резкой перемены в жизни. Частое недомогание, приступы головокружения и беспричинной слабости не проходили, не смотря на лекарства. Я не смела расспрашивать его, ограничиваясь обычными вежливыми вопросами.

Неизбежно, когда двое людей на столько близки, проводят вместе так много времени, — все труднее становиться представить себя по отдельности, допустить мысль о расставании. Я не совсем себя понимала, но незыблемая уверенность Жермена в том, что наша связь не может быть постоянной, меня уже раздражала и дразнила. Мне хотелось считать, что я не просто очередная любовница, и он подтверждал это каждым движением ресниц. Я видела, Жермен желает разрыва не более моего, но почему-то ждет его. К тому же, он продолжал отгораживать от меня некоторые стороны своей жизни.

— Почему ты никогда не берешь меня с собой? — поинтересовалась я, когда он вернулся после одной из своих отлучек.

— Зачем? — Жермен пожал плечами, — ты никогда не спрашивала. Тебе будет не интересно.

— Откуда ты знаешь? Ты тоже никогда не спрашивал.

Жермен рассмеялся.

— Делиз, ты говоришь, как ревнивая жена!

— Что плохого в том, что я хочу всегда быть с тобой? — обиделась я.

— Всегда — всегда? Так долго? — он по обыкновению шутил.

Правда веселость выглядела несколько наигранной.

— Всегда, — это была провокация, — И в горе и в радости…

Жермен прервал меня легким касанием руки. Мы стояли вплотную, и я ощущала его дыхание.

— Ты говоришь серьезно? — Жермен смотрел на меня со странной усмешкой, — Представь, не день, не месяц и даже не год — всю жизнь… Ты бы этого хотела?

— Пока не знаю, — я не могла понять, что именно он хочет услышать в ответ, — но не понимаю, почему ты воспринимаешь это как трагедию! Это так страшно — провести со мной всю жизнь?

— Дело не в тебе. Мы просто слишком разные люди.

— Слишком разные, но раньше мы прекрасно понимали друг друга!

Жермен молчал и отводил взгляд. Он как будто отстранился от меня. Я не могла понять почему, но знала его достаточно хорошо, что бы не заметить то, что он пытался скрыть.

— Тебе как будто нравится делать себе больно. Ты не веришь мне? Что ты для меня не просто прихоть?

— Делиз, нет, — я загнала его в угол, — Скорее себе.

— Отлично. Значит ли это, что я для тебя просто очередная любовница? Мне почему-то казалось иначе. Или это не так?!