Александра Таневич - На краешке любви

Женя не помнила, как она очутилась у этой дикой акации, пахнущей медом. У этой старой скамейки, на которой однажды сидели они с Димой и плюшевый тигренок. Тигренок сидел между ними и слушал их разговор. Кажется, у него был оторван нос. Одно ухо он обратил к Димке, а другое, повисшее, запачканное синим фломастером, положил ей на локоть.

На этой скамейке Дима сказал Жене такое, чего ей не говорил ни один парень в целом свете. Правда, сказал он это не ей, а тигренку, но все и так было понятно. У Жени задрожал подбородок, в груди сладко защемило, она ответила что-то невпопад и поцеловала его в ухо. Тигренка. А потом прибежала растрепанная девочка и унесла игрушку. И тогда двое влюбленных ближе придвинулись друг к другу...

Теперь на скамейке сидит мужичок в кепке. То ли спит, то ли ждет кого. Прямой как свечка, голова наклонена набок – кепка чудом не падает. В небе теперь светит не солнце, а созвездие Ориона, но тоже яркое и большое. Слева, у самой Женькиной пятки, поет сверчок, девушка боится его спугнуть и стоит тихо-тихо.

В доме напротив, в освещенном окне второго этажа, виден силуэт кота, его ушастая тень падает к ногам мужичка в кепке, а этажом выше, прямо над задумчивым котом, в узкой щели раздвинутого тюля – Дима.

Он в одной майке. Сидит за столом и читает книгу. Или готовится к экзамену. Женя сердито хмурится.

«Никогда не поверю, что можно что-то учить в двенадцать ночи! – говорит она про себя. – Хотя Димка может, он такой. Умный. Старательный. Необычный. Не такой, как все».

Свет от лампы падает на дорогое ей лицо, освещая строгий, но в то же время мягкий профиль.

«Я уже полчаса тебя гипнотизирую, – снова шепчет девушка. – Даже слезы на глазах выступили... Повернись, ну же! Посмотри на меня! А то... позвоню!»

Но она знает, что угрозы эти смешны. Ни за что на свете не станет она звонить. В такое позднее время к телефону первой подходит Инга Константиновна.

«И-н-г-а. Да еще К-о-н-с-т-а-н-т-и-н-о-в-н-а! Бывают же такие имена... Прямо мороз по коже!» – тихо злится девушка.

Поднять ей настроение не помогают даже сверчок и травинки, щекочущие ноги. «Вот ведь. Неужели он не знает, что его маленькая Женя стоит сейчас здесь, под его окном, и не может оторвать глаз от милого чуба, склонившегося над страницей? О чем он думает? – Но девушке почему-то не хочется, чтобы Дима сейчас, в эту минуту, думал именно о ней, о своей Женьке. – Неужели голова такого красивого, такого умного, такого замечательного человека должна быть занята непутевой и взбалмошной особой, как я...»

Все, терпение иссякло! Достав из кармана кофточки резинку с петельками на концах, Женя нацепила ее на средний и указательный пальцы, выудила из того же кармана пульку, сделанную из согнутого пополам кусочка проволоки, и зарядила свое «оружие». «Ну, теперь берегись, Инга Константиновна!»

Девушка направила рогатку на окно. Оттянув резинку, отпустила пульку. Ой! Резинка лопнула и обожгла палец... Пулька полетела не в окно, а куда-то в сторону. Краем глаза Женя заметила, как с дядьки слетела кепка. Брякнула об асфальт пустая бутылка и прокатилась по тени задумчивого кота, и тот даже мотнул головой, будто в самом деле почувствовал что-то.

– Ох, – сказал мужичок.

Женя выругалась про себя: «Черт! Не везет так не везет! Теперь вот еще палец опухнет. – Она посмотрела на окно, Димка даже не шелохнулся! Противный... Синусы эти гадкие зубрит. Ну ладно. Я все равно добьюсь своего. Если мне чего-то хочется, меня даже танки не остановят. Даже снежная лавина. Даже ракетный двигатель! Кстати, при чем тут ракетный двигатель?» Девушка тихо прыснула, саму себя рассмешив своими рассуждениями. Дядька на скамейке услышал, повернулся в ее сторону и начал вглядываться в темноту, но Женя стояла за деревом, и он ее не заметил.

А ей очень захотелось прижаться к Димке, уткнуться носом ему в грудь. Димина грудь пахнет молоком. Когда-то она сказала ему об этом, и он обиделся... Дурачок! А как приятно слышать над ухом его голос, хрипловатый от неловкости, бубнит что-то неразборчивое, а сердце стучит, стучит... Вот дурашка!

Окна любителей чтения перед сном гасли одно за другим. Люди откладывали свои детективы и начинали считать баранов. А у Жени чесались коленки. «И этот сверчок... Что он распелся, как на свадьбе?» Девушка присела на корточки, потянулась в сторону... Тарахтелка был где-то рядом – только руку протяни. Она и протянула, но сверчок тут же замолчал. Стало совсем тихо и грустно.

Вдруг Дима встал и подошел к окну. Сердце у Жени запрыгало от радости... Надо выйти на свет, чтобы он увидел, что она стоит рядом. Девушка сделала шаг к скамейке, но Дима только плотней задвинул тюль и вернулся на свое место. «Ах, так!..» – возмутилась Женя и решительно вышла из тени.

– Сидай, дивчынко, сидай! – пригласил мужичок. Ему было лет сорок. На удивление чисто выбритый подбородок, полусонный взгляд.

Евгения отмахнулась от него. Все ее внимание было приковано к пожарной лестнице, железные перекладины которой ржаво поблескивали в свете уличного фонаря. У нее появился план. Даже у полковника Генерального штаба не было плана лучше! Лестница проходила рядом с заветным окном. Стоило только подпрыгнуть, уцепиться за нижнюю перекладину и...

Женя подпрыгнула. Ну и цирк! Мужичок сзади крякнул – совсем как Палыч, их физрук. Палыч с таким же наслаждением крякал, когда Женя пыталась ухватиться за перекладину в спортзале. После пятой попытки, насладившись бесплатным зрелищем, он качал головой: «Эх, Евгения, Евгения... Святой ангелочек!» – и подсаживал ее.

– Я ключи потеряла, – объяснила девушка мужичку. И попросила жалобно: – Дяденька, подсадите, а?

Через минуту она уже болталась на нижней перекладине лестницы. Дядька стоял внизу и созерцал ее голые ноги, млея от счастья. Женя пяткой оттолкнулась от его лица и подтянулась выше. Да, видел бы это Палыч – он бы сейчас гордился ею! Наконец, встав ногами на перекладину, девушка облегченно вздохнула. Потом посмотрела вниз и показала язык своему помощничку.

– Дивчынко, а ты справди у власну квартыру лизэш? – пропыхтел дядька взволнованно.

Видимо, он жил на чердаке, потому что тоже стал подпрыгивать, но, потеряв равновесие, чуть не расшиб себе голову о стену. Махнув рукой, он ушел на скамейку досыпать. Теперь ему должен был присниться сладкий сон про девушку его мечты, упорхнувшую вверх по лестнице в небо.

Женя боялась самой себя: «Надо же! Забраться на такую высоту! Кот в окне увидел меня и шарахнулся в глубь комнаты. За всю жизнь не встречал он таких голубок! Значит, это уже второй этаж... Так... Еще немного...»

Лестница на ощупь была просто ужасна, холодная и шершавая, как напильник, Женя едва не ободрала руки до крови. На самое тихое движение лестница отзывалась глухим металлическим гулом где-то на крыше. От этих звуков челюсти сводило судорогой. Женька представила, как от каждого такого бум-трах Инга Константиновна просыпается, вылезает из постели и смотрит на окно своим фирменным строгим взглядом.