Луи Бардо - Элен и ребята 2. Часть вторая

В принципе существуют два вида любви. Разумеется, можно поспорить и попытаться доказать, что их — тысяча два или два миллиона двести два, а может, и гораздо больше. Может, даже больше, чем самих влюбленных, потому что каждый влюбленный в разное время — а некоторые ухитряются и в одно и то же время! — имеет право обладать несколькими видами любви. Никто ему в этом не указчик. Но на самом-то деле, по большому счету, мы имеем полное право прибегнуть к своей классификации. Поэтому мы разделим любовь на два основных вида.

С одним ее видом еще можно что-то поделать, наложить штрафные санкции, например. С другой любовью не поделаешь абсолютно ничего, потому что она — дочь самой стихии, неуправляемой, непредсказуемой и никому неподвластной.

Одна любовь протекает мирно и счастливо. Она начинается знакомством в своем, уютном привычном кругу, где каждый знает о каждом все, где все любят и уважают друг друга, хотя и по-своему. Потом происходит постепенное сближение, медленное, но неуклонное, словно перемещение айсберга в океанских просторах, движение по направлению друг к другу. Потом — наблюдаются наилучшие пожелания близких и друзей, все возрастает и возрастает взаимная симпатия друг к другу, которая, в конце концов, перерастает в устойчивую привычку.

Другая любовь обрушивается на человека со всем вулканизмом неожиданного счастья, со всем пожаром мгновенного узнавания друг друга. Она обрушивается, словно лавина, никого не щадя и ни о чем не спрашивая, ни с кем не считаясь и ни под кого не подстраиваясь. Она не дает человеку ни возможности опомниться, ни защититься от неизбежности, ни хотя бы остановиться, оглянуться, на короткое время перевести дыхание.

Она овладевает человеком целиком, словно насильник, догнавший женщину на темной улице и в дикой, первобытной ярости изливший в нее всю свою боль, злобу и страсть.

Первая любовь заканчивается вполне благопристойно — венчанием либо спокойными совместными уик-эндами, с выездами за город, поездками к общим знакомым, вечерами в своем узком кругу. Этот автобус движется строго по расписанию. Ему ни к чему ломать устоявшийся график, нарушать традиции и искушать судьбу.

Вторая любовь неуправляема, словно автобус, но уже угнанный сумасшедшим, психом, недавно сбежавшим из лечебницы, и возомнившим себя самым важным и самым главным человеком на этой земле. Этот бешеный автобус яростно разрушает семьи, рушит все надежды, не принимает во внимание объективных обстоятельств, обо всем заставляет забыть, кроме него самого, разумеется. И он никогда не доводит человека до тихой, спокойной и уютной любви. Напротив, мечтая о такой любви, человек должен мечтать обо всем, кроме благополучного финала. Не следует обманывать себя большими надеждами. Они всегда несбыточны. Ведь рано или поздно любящие друг друга до безумия, до боли, до отчаяния, — усталые и сломленные, вернутся на круги своя. Возвратятся в свой серый и привычный им с детства мир. С его унылой чередой дней и ночей, регулярной сменой времен года, неумолимыми походами по магазинам в поисках всех тех вещей, которые поддерживают человеческую жизнь на грешной земле. Теперь вокруг познавших когда-то яростную любовь будет лежать мир, который навсегда лишился своих пестрых красок. Необычных, притягательных, волшебных. Один только унылый пейзаж — последствия разрушительного цунами, оставившего после себя С корнем вывороченные деревья, ворохи трав, остовы сметенных напрочь зданий под оттенка рыбьего жира небом.

Безмятежной такая страсть быть просто не может, и если судьба по каким-либо причинам не строила для любящих барьеров: не обременяла их семьями, бедностью или нерешительностью, то эта любовь возводит стены сама себе. Она мучит самое себя, издевается над собой, а нередко и доводит себя до бешенства и отчаяния. Она дарит двум слабым, незащищенным от мира сего влюбленным сумасшедшие мгновения, ради которых эти двое готовы с неподдельной радостью отказаться от всего на свете. От всего — но только не друг от друга. В ту же секунду, когда эти двое безумцев случайно впервые встречаются взглядами, мир становится им враждебным и ненавистным. Все вокруг становятся для них самыми настоящими врагами.

Потому что благополучные, скучные, тихие любовники ни у кого из людей не вызывают ни зависти, ни злобы, ни раздражения, их отношения, так сказать, развиваются в атмосфере всеобщего благодушия и всепрощенчества. Правда, тихие любовники не способны изведать той всепоглощающей и неистребимой страсти, властной, болезненной и жутковатой, которую буквально выпивают до дна, в которой буквально захлебываются сумасшедшие влюбленные. Эти безумцы с легкостью забывают о приличиях в ресторане, в кинотеатре, в автомобиле, в городском парке, в магазине. Они даже могут спать друг с другом у всех на виду.

Любовью пастуха и пастушки любят друг друга скучные любовники. Любовью охотника и жертвы любят друг друга безумные возлюбленные.

Жизни благополучных во многом схожи. Размеренный ритм, серые будни, тоскливые ночи, запланированный отдых, суета сует.

Жизни сумасшедших столь же различны, как капля воды и капля керосина. Холод и жар, лед и пламя, воздух и земля…

У них ничего общего фактически нет. Разные интересы, разные увлечения, разные хобби, разные характеры, разные друзья. Все другое. Неимоверно отличающиеся друг от друга. Иногда даже настолько отличающиеся, как мир и антимир.

Тем не менее страсть, сжигающая их изнутри, оказывается мощнее всех различий. Эта страсть и возводит мост между сердцами безумцев, притягивающихся одно к другому, словно два противоположных полюса: «плюс» и «минус». А ведь эта-то сила и есть одна из самых главных во вселенной!

Вот почему такая любовь подобна настоящему селевому потоку, шумно, яростно и безжалостно сметающему все и всех на своем непредсказуемом пути.

Разумеется, сумасшедшие любовники догадываются, что время их праздника непродолжительно, что их настоящее жестоко, что их будущее наполнено тоской, печалью и грустью. Вот почему они стремятся прожить отпущенное им судьбой время так, чтобы изломанным, потерянным и опустошенным, им было о чем вспомнить. О смелых поцелуях. О жаркой страсти. О настоящей любви.

Пускай такая любовь — объект презрения и насмешек со стороны обывателей. Пускай она ломает и раздражает. Пускай она пугает и калечит. Пускай она отгораживается ото всех остальных людей — друзей, родственников, знакомых. Пускай она никого к себе не подпускает, словно по собственному желанию крепко-накрепко заперлась в клетке. Пускай она сродни самой настоящей катастрофе… Но ведь только она и зовется истинной любовью. Потому что всякая остальная любовь — это просто пастеризованное молоко для пенсионеров. Пенсионеров не по возрасту, а по состоянию души.