Диана лейн - Неторопливая игра

- Чарльстон был основан в 1670 году, - ответил Николас, следя за ее взглядом, скользящим по очаровательным образчикам старинной архитектуры - чарльстонский Двойной дом, Дом плантатора… Здесь были собраны едва ли не все архитектурные стили, бывшие в моде за последние двести лет. - Но лицо города определили французские гугеноты, обосновавшиеся здесь пятнадцать лет спустя. Мой предок, Сен-Жюльен, выстроил «Манто гри».

- Что-что? - переспросила Кина, озадаченная французскими словами.

- Дом плантатора. В переводе это означает «серый плащ». Мы привыкли к этому старому названию, - пояснил Николас. - Оно связано с испанским мхом… который, впрочем, на самом деле отнюдь не испанский, да и вовсе не мох. Он свисает с огромных дубов, растущих над рекой. Ну так вот, первый «Манто гри» построили из кедрового дерева в 1769 году. Во время революции был пожар, но сгорели только пол и часть стропил. Все это восстановили, но во время Гражданской войны дом снова сгорел. - Николас негромко рассмеялся. - В тот раз сохранилось совсем немного. Дом отстроили заново - на сей раз из бермудского камня - и выкрасили его в серый цвет. Пол сделали из сосны. Так он и стоит по сей день. Даже винтовая лестница с тех времен сохранилась. Прислуга все держит в полном порядке.

- Ты любишь этот дом? - спросила Кина, уже воображая себе старинный, полный мрачных закоулков особняк.

- Очень. Чем старше я становлюсь, тем острее чувствую свои корни. Смотри, - внезапно указал он в окно с ее стороны. - Это епископальная церковь Святого Михаила. Самая старая церковь в городе.

- Какая красота! - воскликнула Кина, не сводя глаз с высокого шпиля, пока «линкольн» проезжал вдоль белого здания.

- А там, внизу, - Южный Броуд. Это старый район. Здесь в ресторанах подают наш знаменитый крабовый суп из самок краба с жареными устрицами и крошечными исландскими омарами в особом соусе.

Когда- нибудь надо будет тебя повести попробовать. Чтобы осмотреть здесь все, половины дня явно недостаточно.

- Я бы с удовольствием, - отозвалась она, с улыбкой любуясь городом. - Ник, а где же форт Самтер? - спросила она.

- Мы увидим его на обратном пути, - ответил Николас.

Джимсон свернул направо, а через пару минут - налево. Еще через два перекрестка Николас велел ему сбросить скорость.

- Это церковь Сент-Плама, - сказал он Кине. - А этот каменный дом у нас называют Пиратским. Я здесь играл, когда был мальчишкой. - В темных глазах его искрилось веселье. - Ходили слухи, что именно здесь пираты встречались с респектабельными чарльстонскими купцами, сбывая им награбленное.

- Неужели в Чарльстоне обитали пираты? - воскликнула Кина. - Мне казалось, они плавали только в Вест-Индии!

- Одним из самых ужасных был Стид Боннет, - ответил Николас. - В 1718 году его повесили, а труп похоронили в болотах. Была и женщина-пират, красавица по имени Анна, незаконнорожденная дочь ирландского купца. Она вышла замуж за пирата Джеймса Бонни, но потом бросила его и бежала с другим капером. Его звали Калико Джеймс Рэкхэм.

Кина слушала, широко открыв глаза.

- А дальше что было?

- В 1720 году на Ямайке власти взяли их корабль, Их должны были судить. - Увидев на лице Кины тревогу, Николас подавил смешок. - Но говорят, что им удалось сбежать, - добавил он и засмеялся, когда Кина с облегчением вздохнула.

- Хотелось бы зайти туда, внутрь, - проговорила она, когда «линкольн» уже сворачивал за угол дома.

- Там теперь жилые квартиры, - сказал Николас. - Но когда мы приедем сюда в следующий раз, я, пожалуй, смогу это как-нибудь устроить. Развернись у Восточного залива, Джимсон, - велел он шоферу.

- Да, сэр.

Форт Самтер выглядел совершенно мирно. Кина окинула его задумчивым взглядом, пока «линкольн» разворачивался.

- Трудно поверить, что здесь когда-то была война, - заметила она.

- На долю Чарльстона выпало немало невзгод, - отозвался Николас. - В 1780 году его захватили британцы, а в Гражданскую войну здесь были суровые бои. Этот город пережил и ураганы, и землетрясения, но до сих пор стоит как ни в чем не бывало. Упрямый, гордый и общительный, словно политик-южанин. Думаю, именно поэтому я его так люблю.

- А туристы здесь бывают? - спросила Кина. Николас кивнул.

- Каждую весну, только чуть попозже.

В «Манто гри» Кина влюбилась буквально с первого взгляда. Высокий дом из серого камня стоял у дороги среди рощи огромных старых дубов, обросших испанским мхом, магнолий, сосен и кустарника, который, должно быть, становился совершенно великолепен в цвету. Дом украшали несколько симпатичных пристроек, на одной из которых красовался бельведер, вокруг него вилась подъездная дорожка, и все это было обнесено серой каменной оградой.

- Потрясающе! - благоговейно выдохнула Кина.

- Это у нас фамильное! - пробормотал Николас.

- А кто следит за порядком? - спросила Кина.

- Коллинзы - экономка и ее муж. Они живут у нас со времен моего детства.

Кина взглянула в его суровое лицо.

- Не могу себе представить, каким ты был в детстве, - задумчиво сказала она.

- Серьезно?

- Вполне. Я готова держать пари, что ты родился уже взрослым, - ответила Кина с легкой улыбкой.

- Да уж, мне бы следовало именно так и поступить, - ничуть не удивившись, отозвался Николас. - Мои родители здесь никогда не жили. Миссис Коллинз, можно сказать, вырастила меня,

- Где же были твои родители? - поинтересовалась Кина.

- В Каннах. В Швейцарии, в Риме, в Париже. Где угодно, только не здесь. У них обоих на меня была аллергия.

И Кина увидела за этим цинизмом одинокого, ранимого темноволосого мальчика, который в свободное время сидел у гавани, смотрел на корабли и мечтал о пиратах. Она протянула руку и нерешительно дотронулась до его запястья.

Николас вздрогнул и отдернул руку. Кина отвернулась, сделав вид, что с интересом разглядывает плоский фасад дома, покрытый резьбой, и длинное крыльцо с колоннами. Ей вдруг стало любопытно, каково было бы пройтись по этим ступеням в жаркий летний день босиком.

- Этот дом словно нарочно создан для детей, - пробормотала она без всякой задней мысли.

Джимсон заглушил мотор. Николас рывком распахнул дверцу автомобиля и вышел, предоставив Джимсону открывать дверцу для Кины. Только теперь Кина сообразила, какую боль должны были причинить Николасу ее слова. Она слишком поздно вспомнила, что он и его первая жена не могли иметь детей. Кина никогда не спрашивала его почему, не интересовалась, кто из супругов был в этом виноват. Но ей не приходило в голову, чтобы Николас, такой сильный и мужественный, был не способен стать отцом. И хотя Кина все еще не оправилась от обиды, которую он нанес ей накануне, она вовсе не собиралась намеренно причинять ему боль. Теперь, чтобы исцелить нанесенную рану, Кине понадобится весь запас ее ухищрений и уловок. Николас совершенно замкнулся, стал абсолютно неприступным. Кина же в эту минуту впервые от всей души Захотела стать для него по-настоящему близким человеком - не только физически. Она захотела стать частью его жизни.