Марго Романова - Тайга

Была у меня младшая сестренка. Красавицей росла! Родители все удивлялись, в кого она такая пошла. Волосы густющие, до пояса, глазки огромные, чуть к вискам вздернутые, фигурка, как из мрамора выточенная. За ней парни табунами ходили, прохода не давали. Сколько отец их не гонял, все без толку.

Когда ей семнадцать исполнилось, приехал к нам в деревню молодой учитель истории с женой и двумя детьми. Чего его в такую глушь из столицы занесло? Непонятно! Видимо, от городской жизни устал.

Уж, не знаю, где их дорожки пересеклись. Но втрескалась наша Соня в него по самые уши. Любовь у них закрутилась страстная. Вся деревня об этом судачила. У нас ведь от людских глаз никуда не спрячешься. Отец и порол ее, и наказывал, и в доме запирал. Так она, как ночь настанет, в окошко сигала и к нему неслась.

Только я ее не осуждала. Мне жалко Соньку было. Она жутко похудела, на бледном личике одни глазищи, как звезды сверкали. И какое-то сумасшествие в них было, что-то неуправляемое, дикое, почти животное. Соня не спала, не ела. Только о нем и думала.

Однажды вечером она мне сказала, что беременна от него и что сегодня ночью они решили сбежать из деревни. Историк этот, мол, уже квартиру в Москве для них снял. Туда они и поедут. В тот момент мне стало по настоящему страшно. Я даже хотела родителям все рассказать. Но она так умоляла, так плакала, что я сдалась. А зря! Расскажи я все отцу с матерью, глядишь, и жива была бы Сонечка наша.

Я сама помогала ей вещи собирать. Считай, собственными руками на тот свет ее подготавливала. Никогда себе не прощу, что не остановила ее тогда, не удержала. А ведь сердце чувствовало беду! Так оно у меня тогда заходилось, из груди прям выпрыгивало.

Сильный спазм прокатился по горлу рассказчицы, и, с трудом совладав со своими эмоциями, сдавленным голосом она продолжила:

— Единственное, о чем я попросила ее — это о возможности проводить ее до озера, где они договорились встретиться с этим учителем. Сонечка разрешила. Выбрались мы из окошка в непроглядную тьму. Сестренка шла впереди. На ней тогда были белый длинный сарафанчик. Она, как фонарик светилась, и от этого света мне было не так страшно.

До озера мы дошли быстро. И там мне стало еще страшнее. Вода отливала металлом. Казалось, плюхнись туда, и разобьешься о ее поверхность до смерти. Тогда еще полнолуние было. И луна смотрела из озера прямо на нас.

Тут на меня столбняк и напал. Вроде все чувствую, все вижу, а пошевелиться, сказать чего — не могу. Язык словно к небу присох, а руки-ноги свинцом налились. Соня зовет меня, руки ко мне свои белые тянет, обнять на прощание хочет, а я словно в камень превратилась. Только мурашки по спине бегают, туда-сюда, туда-сюда.

Смотрю, и с ней начинает что-то странное происходить. Сначала она на землю упала, и корчиться начала в страшных судорогах. Извивается вся, кричит, одежду на себе рвет. Потом вдруг, будто отпустило ее. На колени Соня встала и смотрит куда-то за меня. И глаза ее все шире и шире от страха становятся, будто лешего она там увидела.

— Что вы со мной делаете? — хриплым, не своим голосом спросила она.

В ответ ей раздался страшный хохот, скрип, скрежет, словно деревья выдрали свои корни из земли и всей своей мощью пошли на нее.

Она закричала, вскочила на ноги и понеслась прямиком в воду. Зайдя по колено, вдруг замерла, медленно обернулась, кому-то кивнула и спокойненько так пошла дальше. Пока вода не закрылась над ней. И больше ни крика, ни звука. Полная мертвая тишина.

Только тогда ноги мои подкосились, и я рухнула на землю. Встать не могла еще долго. Было такое чувство, что мое тело просто забыло, как ему двигаться. Почти до утра пролежала я на берегу в одной позе, глядя в звездное небо. Мне не было страшно. Все, что должно было произойти, уже случилось.

Родителям я сказала, что ночью мы с Соней пошли купаться, и она утонула. Если бы я рассказала им правду, то мне бы никто не поверил. За сумасшедшую бы сочли. А это клеймо на всю жизнь. Потом бы до старости меня Зинкой сумасшедшей звали. Сонечку все равно было уже не вернуть.

Ее тело так и не нашли. Даже водолазов из города вызывали. Все без толку.

А учитель этот, узнав, что девочки нашей в живых больше нет, тоже на тот свет отправился. Повесился он. Видимо, и вправду Сонечку сильно любил.

Продавщица замолчала. В изнеможении она опустилась на чуть покосившийся стул. Поникшая, опустошенная, она смотрела на них безразличным взглядом. Буквально на глазах из жизнерадостной общительной хохотушки она превратилась в уставшую от повседневных забот, серых будней и бесконечных неурядиц бесцветную женщину средних лет.

— И при чем здесь колдунья? — осторожно поинтересовался Николай.

— Когда учитель этот помер, я жену его встретила, — потухшим голосом ответила продавщица. — Она прямо посреди улицы передо мной на колени упала и начала молить о прощении. Я сначала не поняла, за что она извиняется. Ведь до этого дня мы боялись ей в глаза посмотреть. Но, немного успокоившись, она мне сказала, что ходила к колдунье. Огромные деньги обещала, если та ее от соперницы избавит. Вот она и избавила.

Тогда я поняла, кого Сонечка той ночью за моей спиной увидела. А я еще дивилась, почему же Сонин любимый так и не пришел. Оказывается, его жена знала об их договоренности и подсыпала ему в ужин снотворное. Они с колдуньей все учли, все до мелочей. И сгубили нашу девочку.

— Вы обратились в милицию? — поинтересовался Николай.

— Зачем? — нахмурилась женщина. — Сонечку все равно не вернешь. Да и жена его свое сполна получила: мужа похоронила, да еще грех на себя такой повесила. Я ей тогда так и сказала, Бог мол простит, а я не стану, не смогу. Теперь ей этот крест до самой старости на себе тащить.

Так что не ходите к ней, не нужно. Девушка у вас больно красивая. Она таких на дух не переносит. Обязательно какую-нибудь порчу нашлет. Вижу, у нее и животик уже проступает. Еще малышу вред какой нанесет. Живите ребятишки, и радуйтесь тому, что Бог дает. Злая Клавдия, очень злая.

— Спасибо, конечно, за заботу, — раздраженно выговорил Николай. — Но нам действительно очень нужно к ней попасть.

— Ну и ищите ее тогда сами! — чуть ли не закричала женщина. — Я вас на верную погибель отправлять не стану!

— Не за смертью мы к ней идем, а за жизнью, — подала слабенький голосок, молчавшая до этого момента Рябинушка. — Очень уж умирать мне сейчас не хочется, я ведь только жить начала.

— Господи! — схватилась за сердце хозяйка прилавка. — Болезнь с тобой что-ли какая приключилась? Бедненькая ты моя. Да не поможет она тебе, не надейся! Ты лучше к бабе Тоне сходи. Она всем помогает. Может, и тебе чего присоветует.

— С моей бедой она не справится, — покачала головой Рябинушка.