Елена Колина - Про меня

– Вы что, девочки, ничего не понимаете? Они мне оба нужны, – сказала Вика.

Для Вики все что-нибудь делают. Профессор вкручивает ей лампочки и чинит кран в ванной, а критик водит ее повсюду, на разные модные мероприятия. Вике особенно нравится ходить в редакции толстых журналов.

– Викон, когда ты среди пожилых литераторов, у тебя создается впечатление, что ты – Старая Питерская Интеллигенция, – сказала Катька, – а когда ты с профессором, тебе кажется, что ты еще в третьем классе. Конечно, они оба тебе нужны.

– Давайте подробно обсудим мой любовный треугольник, – предложила Вика.

Катька на диване, я на гинекологическом кресле, Вика перед нами как актер на сцене, прижала руки к груди.

– Знаете, девочки… Мне эмоционально очень тяжело…

Таким нежно-задумчивым голосом в кино обсуждают сложный любовный треугольник, и Вика обсуждает свой любовный треугольник таким голосом, блестя хитрым взглядом.

– Я не могу никого бросить. Нет, я не взвешиваю, кто полезнее и больше меня любит» Но Сережка мне лампочки и кран, а критик любит меня как-то ярче, красивее… Девочки, я же в этой сложнейшей ситуации все сама! Я всех ограждаю от страданий, от ревности, вся эмоциональная тяжесть этого треугольника на мне… Катька! Маруся еще ребенок, но ты-то понимаешь, как мне тяжело?!

У них неравноправная дружба. Они как хитрая лисичка и простодушный зайчик. Вика свой интерес соблюдает каждую секунду: «Ты меня уложи, подоткни одеяло и убаюкай, а когда я засну уютно, ты ночью пойдешь домой за тридевять земель». А у Катьки никогда нет своего интереса, только болтать, смеяться, слушать Викины истории. Катьке и в голову не приходит сказать – а теперь твоя очередь меня баюкать. Это называется «синдром закадычного друга» – когда один друг, очень скромный, живет жизнью другого, более яркого, агрессивного.

Правда, иногда Вика может пожить Катькиной жизнью. Вика где-то услышала, что знаменитые актрисы очень внимательно относились к мелочам, это помогало им входить в роль. И теперь моя комната у Вики как будто костюмерный цех. Мое гинекологическое кресло завалено длинными юбками, дырявыми блузками, корсетами с пожелтевшим кружевом, поясами для чулок. Мы с Викой добыли всю эту одежду начала века в антикварных лавочках во дворах на Литейном, на Владимирском, на Пушкинской. Обошли все дворы, все неказистые, без вывесок магазинчики, рылись в корзинах и сундуках, и все нашли, и даже пояс для чулок, и рваную шаль, и поломанный лорнет!

Вика спросила:

– Катька, а как у тебя репетиции, нормально?

– Нормально, – сказала Катька. Она знает, что Вике интересно накупить рваных юбок, а слушать про репетиции неинтересно. Катька и сама не хочет рассказывать. Ей кажется, что рассказывать – значит, привлекать к себе внимание.

А у нее совсем не «нормально»! Она до смерти боится. Она в детстве боялась старших и до сих пор боится. Старшими она считает всех. Сейчас боится Чехова. Ей в институте говорили – в классике вы должны трепетно относиться к каждому слову, это же классика, а не Ивановпетровсидоров!

Катька изучает всех исполнителей своей роли. Начала с первой Маши, Книппер-Чеховой. А потом ей нужно все чужое творчество забыть и быть собой, своей Машей, иначе как сделать новое и интересное? Классику очень трудно играть, с одной стороны, роль вся в штампах. А с другой стороны – сыграет по-своему, а все скажут: «Разве это чеховская Маша?»

Вика все время хочет обсуждать свой любовный треугольник! Вздыхать, спрашивать, кто ее больше любит и как ей быть в такой сложной ситуации, чтобы никому не сломать жизнь.

Что-то придумывает, врет, что ей куда-то нужно, и Катька должна ее сопровождать.

Придумала, что ей нужно лечить кариес, а одной страшно. Повела нас в красивую клинику на Невском, ту самую, в которой она лечила псевдоперелом. В этой клинике есть все, даже пластическая хирургия.

От Викиного желания обсуждать два своих романа получился третий роман!

Викино третье мужское плечо – Лев Борисович. Он врач, гинеколог, владелец красивой клиники на Невском.

Вика познакомилась с Львом Борисовичем по месту лечения – устроила скандал. Что-то ей там не понравилось, то ли стоматолог, то ли гардеробщик, то ли очередь, и она потребовала самого главного. Ворвалась в кабинет, и нам пришлось идти за ней, как бычкам на веревочке.

– У вас там знаете что? – сказала она страшным голосом. – Очередь!

Вообще-то Вике никакая очередь не страшна. У нее такая свирепая энергетика, что очередь сама перед ней расступается, как будто падает в обморок.

– Там всего один человек, и он уже вошел в кабинет. Извините, пожалуйста. – Катька дернула Вику за руку.

– У вас там очередь из одного человека, а я не могу в очереди! У меня через десять минут лекция!

– Где вы читаете лекции? – Человек с голой, как шар головой, как у Маяковского, привстал с кресла в том смысле, что он сейчас доставит Вику на лекцию. На пиджаке у него бэйдж «Лев Борисович», без фамилии.

– Катька, Маруся, выйдите и ждите меня в коридоре… А хотите, идите домой. Идите, идите, девочки, погуляйте пока, давайте встретимся в Пассаже на нашем месте, – ласково сказала Вика. Выходя из кабинета, мы услышали – «читаю лекции в университете».

Мы с Катькой обошли весь Пассаж, рассмотрели все, что мы любим, – украшения, посуду, косметику, сувениры и обувь на первом этаже и поднялись на второй в отдел белья. Это и есть наше место, мы часто сюда ходим втроем.

Мы успели сложить в соседние кабинки по красивой воздушной кучке ночных рубашек, купальников, лифчиков и начали примерять, и тут появилась Вика, ворвалась в отдел как водная ракета, рассекая пространство, – бж-ж!

– Ну что… У меня совсем немного времени, ему шестьдесят четыре года! – закричала Вика. – Я имею в виду, что мы с ним через час встречаемся. Ему шестьдесят четыре года.

– О-о! Нет, не годится. Ему шестьдесят четыре года, а тебе шестьдесят три. Это же совершенно другое поколение, у него другие понятия обо всем, – сказала Катька из кабинки. – Ты можешь называть его «дядя Лева».

– Наврал, как все мужчины! Сказал, что не живет с семьей, а у самого большая разветвленная семья от трех браков, – рассказывала Вика, пытаясь проникнуть в Катькину кабинку. – Он не живет, но семья продолжает с ним жить. Не переставая звонил телефон – он постоянно кого-то лечит.

– Все что-нибудь для тебя делают, один Лев Борисович не может ничего для тебя сделать… – задумчиво сказала Катька, – кариес ты вылечила, его деньги тебе не нужны. В практическом смысле он для тебя совершенно бесполезен. Пусть просто украшает твою жизнь. Маруся, зайди, посмотри на меня.

Я зашла к Катьке, она стояла в цветастом кружевном пеньюаре, такая нежная и красивая, – одуванчик в пеньюаре. Какой смысл быть такой красивой, как Катька, если совсем этим не пользоваться? Я сказала – супер и пошла в свою кабинку.