Сандра Мэй - Разговоры по душам

Супермодель из Плезентвилля — Слингсби, потому что они мерзкие и шныряют.

Домохозяйка из Бостона — Слингсби, потому что он подсматривал, как она поправляла чулок.

Энтомолог из Кливленда — Слингсби, потому что они похожи на жуков-навозников.

Учительница из Филадельфии — Слингсби, потому что у них на лицах нет отсвета духовности, но есть печать порока.

Мэтт растерянно оглядел собравшихся, потом перевел взгляд на Сэнди. Та чуть заметно улыбнулась ему, и Мэтт повеселел.

— Дамы и господа! Вы все выиграли! Призовая сумма будет разделена между вами поровну, а я от себя добавлю еще и бонусы: отныне любой из вас сможет раз в году отдыхать в «Тихой дубраве» бесплатно!

Аплодисменты взорвали тишину, и Сэнди с усмешкой прошептала на ухо Мэтту Саймону:

— С таким настроением ты слона не продашь…

Триш Хатауэй выписалась из больницы в начале ноября. Джейк Сколвилл хотел прислать за ней автомобиль, но она категорически отказалась и поехала домой на автобусе. По дороге Триш все смотрела в окно, но мысли ее были далеко…

Мысли у нее теперь были медленные и очень спокойные. Нервный срыв заставляет на многое смотреть совершенно иначе. Триш ехала по слякотно-снежному Чикаго и думала о тех, кто живет в этом городе.

Джейк Сколвилл не зря увивался вокруг нее. Едва придя в себя после двух недель беспамятства и перманентной истерики, Триш позвонила ему и мягко, но решительно сообщила, что с Мирандой Секстон покончено. Отныне Триш Хатауэй начинает писать серьезные книги, и будет делать это не раз в два месяца, а когда придет вдохновение. Джейк Сколвилл аж задохнулся от ужаса.

— Триш, милая, но… такие вещи совершенно не продаются! Мы растеряем покупателей.

— Зато я найду читателей. Джейк, милый, я приняла решение и не отступлю от него. Возможно, когда-нибудь я и напишу любовный роман — есть у меня один сюжет, — но никаких спецагентов и красавцев с половиной члена там не будет.

— Триш, милая…

— Всего доброго, Джейк.

Она теперь была очень непреклонной, Триш Хатауэй. И неизменно мягкой и вежливой.

Автобус высадил ее на углу улицы и уехал. Триш вскинула на плечо сумку и неторопливо зашагала к своему дому.

Сэнди приезжала к ней в больницу, просила прощения, но Триш не за что было ее прощать. Она пыталась это объяснить глупой девчонке, но Сэнди только начинала плакать. Потом она призналась, что хочет уволиться. Триш отпустила ее с облегчением. Она не призналась бы в этом никому на свете… но иногда ей все еще снилось, что Сэнди украла у нее мужчину.

Мэтта Саймона Триш старалась не вспоминать. В основном потому, что ее тело помнило одно, а разум — совсем другое. Тело по-прежнему таяло в жаркой истоме, когда вспоминало мускулистые плечи и сильные руки, спутанные русые волосы и ярко-синие глаза, фигуру атлета и улыбку ребенка; разум никак не мог избавиться от чувства, что Триш упустила что-то очень важное в своей жизни, что-то, способное полностью изменить эту самую жизнь, но что это было — Триш не знала. На свадьбу она послала Мэтту и Сэнди серебряную статуэтку русалки и веселую открытку…

Триш остановилась возле витрины небольшого зоомагазина. Она и раньше часто сюда заходила, полюбоваться на рыбок. Рыбками заведовал высоченный и худой как жердь ирландец Александер, не выговаривавший букву «эр» и молчаливо презиравший большую часть человечества, совершенно не разбиравшуюся в рыбах. Триш с Александером дружила, что выражалось обычно в совместном молчаливом и благоговейном созерцании жизни в больших аквариумах служебного помещения зоомагазина. Туда Александер пускал только избранных.

Повинуясь импульсу, Триш толкнула дверь с колокольчиком и вошла внутрь. Здесь было тепло и уютно. Посвистывали разноцветные попугайчики, котята играли с мячиком из перьев, щенки с веселым и доброжелательным ужасом смотрели на новую посетительницу…

А в самом последнем вольере лежал Он.

На Триш взглянули шоколадные глаза, исполненные вежливого и осторожного интереса. «Женщина, вам совершенно случайно не нужен пес, похожий на старый туалетный коврик? Нет? Ну, ничего, все равно желаю вам счастья» — вот что говорили эти глаза.

Глаза помещались на лохматой морде, выдававшей терьерно-ротвейлерное происхождение пса. Далее следовало худое и чрезвычайно лохматое туловище несомненной дворняги, покрытое свалявшейся шерстью неясно-бурого цвета. Довольно облезлый хвост едва заметно постукивал по полу вольера.

Это был удивительно воспитанный и деликатный пес.

Триш, не сводя зачарованного взгляда с удивительного пса, слабо окликнула:

— Александер! Простите, можно вас на секундочку?

Александер явился через пару мгновений. Печальные голубые глаза с истинно кельтской тоской уставились на Триш.

— Давно вас не встьечал. Уезжали?

— Болела.

— Плохо. Здоовье надо беечь. Вы что-то хотели спъосить? Или купить?

— Купить. Я хотела купить собаку. Вернее я никогда в жизни не хотела ее купить, а вот сейчас хочу.

Александер философски пожал плечами.

— Какую поеду пъедпочитаете? Къупную въяд ли, все-таки гоод… Может, ёйка?

Триш даже не вздрогнула. Молча вытянула палец в сторону последнего вольера. Хвост застучал чуть громче. Александер искренне удивился.

— Этого? Да бейте даом! Это я его нашел и пъивел, потому что он лег помиять под тъамвай.

— Какой ужас!

Александер опять пожал плечами.

— Почему ужас? То есть плохо, конечно, но в пъинципе… Людям ведь тоже иногда надоедает жить, и они ложатся под тъамвай. Эй! Вставай, за тобой пъишли…

И Триш Хатауэй впервые в жизни увидела, как выглядит Настоящая Великая Радость.

Они с Переполохом — так Триш назвала пса — зажили дружно и очень весело. С того самого вечера, когда она привела Переполоха в свой дом, плохие сны про Сэнди, Мэтта и собственное безумие ей больше никогда не снились.

«— …А ты знаешь, что такое любовь?

— Знаю.

— Тогда объясни, как понять, что это — она?

— Это просто.

— Как?!

— Так, как пишут в стихах. Как поют в песнях. Когда посмотришь в глаза — и тебя подхватит вихрь. Унесет тебя от людей, от земли, туда, где никого, только ты и он.

Не будет ничего, ни времени, ни пространства, ни дня, ни ночи, только ты и он.

Ветер будет ласкать вас, дождь превратится в океан, звезды посыплются с неба, а на их месте родятся новые, но вы ничего не заметите, ты и он.

Как узнать? По запаху волос. По блеску глаз. По рукам. По тому, кто рядом. Не знаю, как узнать. Будешь знать только ты. И он.

Время станет вечностью, замки — песком, пески — небом, и это небо распахнется однажды перед вами, но ангел с черными крыльями посмотрит в твои глаза — и отвернется, подарив вам еще один миг бессмертия.