Даниэлла Вуд - Пугалки для барышень. Не для хороших девочек

— Все зависит, моя дорогая, от того, куда ты направляешься.

— А куда мне идти теперь?

Она бросила в меня подушку.

— Иди спать, ради бога. Уже через два с половиной часа сыночки мне опять на шею сядут.

Через пару недель я подняла паруса. Хотя слово паруса не совсем удачно сочетается с плывущим по волнам американским небоскребом, на сверкающей палубе которого я стояла, прикалывая к лацкану блестящий именной значок с надписью «Помощник администратора Рози Литтл».

Вы только полюбуйтесь на меня в этой форме круизной компании: обтягивающая бутылочно-зеленая юбка, такого же цвета облегающий жакет, скромная нейлоновая блузка с неброским узором, бежевые колготки (которые рвутся с ужасающей быстротой — одной пары хватает всего на два дня из-за моей смехотворной склонности зацепляться за все, что торчит) и бутылочно-зеленые туфли-лодочки на удобном низком каблуке. А еще можете запустить руку в нагрудный кармашек моего жакета и вынуть ламинированную карточку, потому что мне хочется посмеяться над ней вместе с вами.

По инструкции я всегда должна была иметь ее при себе, в противном случае мне угрожает письменный выговор (который я в итоге и получила). На карточке изложены десять заповедей жизни на корабле. Моими любимыми всегда были номер три: «Я всегда улыбаюсь, я всегда на сцене», и номер десять: «Я никогда не говорю „нет“. Я говорю: „С удовольствием посмотрю, что можно для вас сделать“».

Я делила расположенную в трюме каюту (с очень тонкими стенами) с уроженкой Техаса по имени Бет. Хотя для того, чтобы получить работу девушки для танцев на борту корабля, ей, должно быть, пришлось хирургическим путем удалить с запястий помпоны танцорки из команды поддержки спортивного клуба. Ей нельзя было также отказать в прямодушии и чувстве юмора, и мы быстро подружились. Ее друг, тоже танцовщик, был мексиканец по имени Октавио: его лощеные манеры и навеки залакированные волосы оставались безупречными даже после целого дня ча-ча-ча с семидесятилетними матронами из Небраски, трясущими дряблыми телесами.

— Октавио — единственный мужчина в мире, который ведет свою подружку в «Тиффани», чтобы показать ей кольцо, которое собирается купить себе, — это была любимая из дежурных жалоб Бет на Октавио: каждая сопровождалась трехсотшестидесятиградусным оборотом больших глаз и глубоким вздохом, говорившим о феноменальной емкости легких.

Если вы когда-нибудь плавали в качестве пассажира на круизном теплоходе, то вам должно быть известно, что запланированные развлечения сменяют там друг друга по меньшей мере каждые полчаса. Пассажирам предлагаются уроки танцев самых разных стилей, уроки кулинарии, выставки ледяной скульптуры, семинары по инвестициям, лекции о живой природе и аукционы произведений искусства, призванных наилучшим образом сочетаться с вашими занавесками.

Но среди американских пенсионеров, вступивших на борт, чтобы вполне насладиться привилегиями, которые они заработали честным трудом на протяжении всей жизни в семейном бизнесе по производству ковров-резины-пластмассы-сорока-четырехфутовых кемперов, ни один из этих видов деятельности не пользуется такой популярностью, как тот, в котором я специализируюсь, а именно — жалобы. Некоторые могут мне возразить, что принятие пищи — занятие еще более популярное, чем жалобы. Но мне трудно представить себе еду как самостоятельный вид деятельности: на корабле пассажиры все время, пока не спят, испытывают такую же ежеминутную неконтролируемую потребность в еде, как, например, в моргании.

Будучи пассажиром, во время круиза вы можете три раза в день занимать свое место в Изумрудной столовой и заказывать все что угодно из меню. Вы можете заказать все меню целиком. А поскольку еда включена в общую стоимость круиза, как раз это вам и остается делать. Вы заказываете шесть разных блюд и уминаете по два куска с каждого, оставляя место, конечно же, для десерта, который наш пироман, он же шеф-повар, подает в виде фламбе. Если вы пропустите один из приемов пищи или вам вдруг захочется есть, вы можете в любое время подкрепиться в пиццерии или перекусить в кондитерской. А если вы окажетесь на палубе пересекающего океан лайнера глубокой ночью, вам может посчастливиться увидеть, как корабль облегчается при лунном свете: мощнейший поток недоеденной пищи смешивается с таким же огромным количеством человеческого дерьма, погружаясь в волны расползающейся массой.

Целый год я с честью носила свой бутылочно-зеленый мундир. А потом еще один год. Каждый заход в порт какого-нибудь приморского города на заре или спуск паруса по вечерам оставался у меня в памяти в виде воспоминания размером с почтовую открытку. За плавно изогнутой администраторской стойкой я экспромтом отвечала на жалобы по поводу отвратительного состояния туалетов в странах, раздираемых войной, или плохой работы межпалубного лифта, который приходится ждать неприемлемо долго. Я усмиряла негодующих пассажирок, в ходе экскурсии по побережью узнавших, что не каждый лавочник на планете в состоянии предоставить им сдачу в американских долларах. Иногда мне разрешали присоединиться к экскурсии якобы в качестве гида-переводчика, но на самом деле в качестве пастушки для моих седовласых, растерянно блеющих подопечных.

Я с трудом выносила свою британскую контролершу с вечно недовольно поджатыми губами (родители наградили ее именем Натарша с дополнительным эр, вероятно, чтобы сразу было видно, какая она надоедливая дура), которая однажды впихнула меня в свой кабинет размером со стенной шкаф, чтобы отчитать за то, что я завязываю резинкой мешочки с мелочью, которую мы сдавали в конце дня, в три оборота, а не в два. Именно Натарша имела обыкновение проверять, с собой ли у меня карточка с заповедями. В любой момент она могла мне велеть вынуть ее и зачитать, например, заповедь номер шесть: «Я ношу элегантную, удобную и начищенную обувь на каблуке и никогда не расстаюсь со своим бейджиком»; или номер восемь: «Я отвечаю на телефонные звонки с улыбкой в голосе». Это она подала официальную докладную в дирекцию, когда поймала меня без заповедей в кармане. А как насчет Корабля Любви? Ха! Старая поговорка не врет: если человек отправился в круиз, у него или ожирение, или медовый месяц, или заслуженная пенсия. Целых два года мои романтические приключения не заходили дальше доброжелательного наблюдения за бурным танго Бет и Октавио и дружбы с оттенком легкого флирта с крупье в корабельном казино. Гарри родился в Аделаиде, он рассказывал такие неприличные анекдоты, которые можно подхватить только в австралийском баре, а за бильярдным столом всегда разбивал меня наголову. Мы заработали по выговору, когда нас застали после полуночи в пассажирской зоне палубного бассейна с подогревом. У меня это был второй выговор, а у Гарри уже третий.