Кристин Лестер - Две невесты

Что-то сегодня все меня пугаются, подумала она, вспомнив огромные глаза Бланки.

— Что случилось, папа? Ты ожидал увидеть здесь мумию Тутанхамона и теперь разочарован, встретив меня?

— Не совсем.

— А что тогда?

— Нам бы поговорить, дочка. Кстати, где твои вещи?

— У мадам Сиси.

— Что происходит?

— Я решила пожить с ней. Одной тут скучно.

— Слава богу! А то я подумал, что ты отвезла их в Сет. В последнее время ты туда зачастила.

— Я ездила всего дважды.

— Но в первый раз ты вернулась без волос, а во второй — без головы. Так что происходит?

— Папа, по-моему, происходит вполне очевидная вещь, о которой глупо спрашивать. Наш семейный отдых обвалился, как курс акций на бирже.

— И не принес дивидендов.

— Абсолютно. А теперь с появлением этого… субъекта ставится под сомнение наше пребывание здесь вообще.

— Ты до сих пор его ненавидишь?

— А ты нет?

— У меня больше оснований его ненавидеть.

— Вот как.

— Да, дочка. Но сегодня мы с ним неплохо поговорили.

— И ты решил его простить.

— Я не решил его простить. Я решил его терпеть. А ты предлагаешь выгнать его взашей?

— Ха! Именно взашей вчера хотела его выставить мадам Сиси.

— А потом взяла тебя под свое крылышко.

Сильвия задумалась.

— Папа, я не совсем понимаю, с кем сейчас говорю: с родным отцом или с женщиной, которая напрашивается мне в мачехи?

— При чем тут Люсьена?

— При том, что при всей своей невоспитанности и врожденном злорадстве, она общается со мной куда более тепло, чем ты сейчас.

— Извини, если тебе так показалось.

— Мне не показалось. Просто мы говорим, как противники. А мне кажется, нам нечего делить.

Он посмотрел на нее исподлобья.

— Ну, раз разговор становится серьезным, может, хотя бы не будем стоять на крыльце?

— Да, пожалуй. Входи.

— О. Здесь совсем пусто. Ты перетащила с собой и комод с зеркалом?

— Это не я, а хозяйка его перетащила. Папа, ты опять?! Чем ты недоволен, в чем я перед тобой провинилась?

— Ни в чем. Ты смотришь волком на всех, кто мирно общается с Бианкой и «субъектом», при этом сама лишилась чувств, едва он к тебе прикоснулся.

— Ты считаешь это безнравственным?

— Сильвия, мне не до шуток. Я не знаю, как к нему относиться. Он клялся мне все утро, что готов смешать себя с землей, когда вспоминает ту историю, а я…

— Да?! А почему он тогда ни разу не появился, почему он словно сквозь землю провалился, пока я лежала в больнице?! Я ждала его… Знаешь, как ждала? Я считала минуты, мечтая о том, что сейчас откроется дверь, и он войдет ко мне с цветами…

— Сильвия, послушай!

— А он просто выкинул нас из своей жизни, вычеркнул! Да как он посмел так обойтись с нами?! Как он, в конце концов, не побоялся тебя с твоими связями?!

— Да послушай, наконец!

— А ты даже не постарался его найти и привести ко мне, чтобы я плюнула ему в лицо! Почему ты не дал задание своим сыщикам, которые работают на тебя денно и нощно?! Где была твоя хваленая служба безопасности, которая не охраняет, а только вечно рыщет в поисках врагов или сплетен?!

— Да послушай, черт тебя дери!!!

— Что?

— Сильвия, я вместе со своими сыщиками не нашел его, не привел к тебе и не сделал всего остального, что ты там навыдумывала, по одной-единственной причине.

— Да?

Ник вздохнул:

— Послушай, а тебе действительно надо было его достать и привести?

— Ты ничего не понял.

— Да все я понял. — Он сжал кулаки в карманах. — Все я понял, дочка. Ты уж меня прости, но на самом деле это я выгнал его из города.

— Что?

— Я… в общем, доходчиво объяснил ему, что с ним будет, если он в течение суток не покинет город и страну… Сильвия, ну я же не знал, что он уедет в Париж!.. Знал бы, услал куда подальше.

— Ты ему… что?

— Ну да, ты же знаешь, у людей бизнеса это быстро делается. Раз — и готово. Слово чести.

— Папа, ты чудовище!

— Ну, может, я и погорячился.

— Ты чудовище! Что ты наделал?! — Сильвия, сжимая и разжимая кулаки, принялась ходить по пустой комнате туда-сюда.

Ник прищурился:

— Неужели ты простила бы ему все? Неужели мы должны были бы терпеть этот позор для нашей семьи? Да он ославил нас на весь Нью-Йорк! Какой молодец: поразвлекся и бросил дочку самого Ника Мадисона!.. Да мне первое время было стыдно в глаза смотреть некоторым людям! И если бы я его не наказал, как бы я выглядел? Тряпкой, о чью семью каждый аферист может вытирать ноги?

Сильвия молча слушала его и улыбалась.

— Ну что? Что ты смотришь? Я не прав?

— Папа, — сказала она тихо, — а тебе не приходило в голову, что я сама хочу разобраться со своими отношениями? Тебе не приходило в голову, что мне моя собственная жизнь может быть дороже, чем то, что про тебя думают партнеры и что тебе будет стыдно смотреть им в глаза! Ты не слишком ли зарываешься, папа?

— Знаешь что, дорогая…

— Так вот, милый папочка! С завтрашнего дня я считаю себя свободной от любого рода обещаний и обязательств перед тобой. С завтрашнего дня я тоже буду заботиться об имидже нашей семьи и принимать решение, кого в нее пускать, а кого нет!

— Ты не посмеешь.

— И если, мой дорогой и любимый папочка, я сочту кандидатуру Люсьены или какой-либо еще особы неподходящей и что из-за этого мне будет кому-то стыдно смотреть в глаза и прочее… В общем, ноги ее больше не будет в твоем доме!

— Не ори как сумасшедшая, это, во-первых. А, во-вторых, я твой отец и ты должна прислушиваться к моему мнению.

— Да? А я думала, мы оба — свободные, взрослые люди.

— Мы оба свободные, взрослые люди. Но я все равно твой отец. И если я так решил…

— Он, видите ли, решил! Ах, так? Тебе не хотелось выглядеть тряпкой?! Ну, ничего…

— Сильвия, не трогай Люсьену.

— Обязательно трону.

— Сильвия, все, успокойся. У тебя сегодня просто был безумный день.

— У меня не безумный день, а безумный отец!

— Перестань кричать. Ладно, прости. Я все понял. Я больше и пальцем не трону твоего Фрэнка.

— Ты хотя бы понимаешь, в какое положение ты поставил меня? — тоскливо глядя в окно, проронила Сильвия. — Сначала ты за меня решил, что нам с Фрэнком не надо больше встречаться. А сегодня он запудрил тебе чем-то мозги, и ты опять же решил за меня. Решил все ему простить.

— Я ничего ему не прощал! Просто…

— Просто вы о чем-то договорились, и ты снова пустил меня в качестве разменной монеты.

— Ты говоришь чудовищные вещи, дочка.

— Нет, папа. Я лишь озвучиваю твои чудовищные поступки. Ты всегда ставил бизнес превыше всего. И тебе наплевать на семью. Ты заботишься не о моем и не о семейном, а лишь о собственном имидже.

— Просто я взрослее и мудрее тебя. Но мне кажется, все неплохо сложилось. Или ты хотела бы мучиться еще и последние пять лет? Он бы тебя бросал, я бы его искал и привозил к тебе, а ты бы его…