Нина Ламберт - Превращение Розы

— О, прекрасно, ничего особенного и не было. Филиппа все сделала.

Найджел откинулся на спинку стула и сделал большой глоток пива. Пинтовая кружка казалась маленькой в его огромной ручище, а нарядная одежда делала его еще более широкоплечим, чем обычно. Уже целую вечность ей мечталось нарисовать Найджела, однако она никак не могла собраться с духом и попросить его позировать. Когда он уделял ей внимание, она с жадностью откликалась, однако редко брала инициативу в свои руки.

— Отчего это Фил сказала, что хочет взять тебя с нами в Лондон? — поинтересовался он, впрочем, без особого интереса.

Видно, Филиппа заявила об этом, как о fait accompli [3] деле решенном (франц.) , пока Роза торопливо умывалась и приводила в порядок волосы.

— Да, с ее стороны было весьма любезно пригласить меня. У меня до сих пор еще ни разу не было возможности побывать в городе с ночевкой. Это значит, что я смогу обойти все галереи — а, кроме того, выставку скульптуры в Голладском парке. — Это прозвучало вполне убедительно, подумалось Розе, удивлявшейся самой себе.

— Мне хотелось бы, чтобы вы стали подругами, — задумчиво сказал Найджел. — Пей, — добавил он, заметив ее нетронутую кружку.

Роза, нервничая, отхлебнула, мгновенно почувствовав головокружение.

— В таком случае, я не появлюсь до среды, чтобы вы могли без помех заниматься тем, чем захотите. К тому же сейчас у меня ужасная пропасть работы.

У Розы создалось неловкое впечатление, что Филиппа договорилась и об этом.

— Бедная старушка-мать, — продолжал Найджел, сверкнув на Розу одним из своих заговорщицких взглядов, — раз уж Филиппа помогает ей готовить ланч, то она, должно быть, вовсю слышит сейчас свадебные колокола.

— Да, тебе следовало бы жениться, Найджел, — скованно заметила Роза. — Нельзя же до бесконечности быть полевым игроком.

— Что ж, пожалуй, ты и права, — признал он, в то время как Рональд Ферфакс уже возвращался, жестами показывая на свои часы, — а то даже ты обзаведешься семьей раньше меня.

Щеки Розы запоздало вспыхнули, когда она села на заднее сиденье автомобиля. Найджелу она была не нужна — ну, это известный факт, с которым она смирилась давным-давно. Но она была ужалена его бестактной, бездумной оценкой ее, как скучной старой девы, равно как он называл себя вечным веселым холостяком. Филиппа инстинктивно раскрыла ей чистейшую правду, а предложенный ею выход, хоть и сделанный с самыми лучшими побуждениями, вызвал в Розе глубинное сопротивление, порожденное гордостью и упрямством. Однако ненамеренно грубое замечание Найджела, сделанное так беззаботно, зажгло крошечное пламя злости, которое разгорелось в огонь уязвленного самолюбия. Впервые в жизни Роза почувствовала злость и обиду на него. И внезапно представила себе, как новая, преобразившаяся Роза приводит в дом изумительно блестящего избранника на воскресный ланч и объявляет о предстоящей помолвке. Как и все остальные, Найджел недооценивал ее. Ну, так ладно, она еще заставит его горько раскаяться в этом.

Во время обратной дороги в Лондон, сославшись на усталость, Филиппа настояла на том, что будет сидеть в машине сзади, так что Розе пришлось сидеть впереди рядом с Найджелом. Есть люди, которые всегда сидят в машине сзади, и Роза неизменно оказывалась в их числе. Она почувствовала себя не в своей тарелке, оказавшись на переднем сиденье низко посаженного спортивного автомобиля, застыла, когда Найджел нагнулся к ней, помогая застегнуть ремень безопасности.

Устроившись сзади, Филиппа притворялась сонной, поэтому беседа не клеилась, и Роза поймала себя на том, что разглядывает профиль Найджела. Он казался до невозможности красив со своими скошенными скулами, впалыми щеками, серыми глазами, правильными чертами лица и густыми, темными, курчавыми волосами. Его сильные руки небрежно лежали на руле, которым он управлял расслабленно, без всяких усилий, а длинные ноги, облаченные в безупречные спортивные брюки из фланели, маневрировали на педалях с беззаботной легкостью. Она пыталась представить себе, каково было бы сидеть на этом месте по праву, а не просто как младшая сестренка или протеже очередной его подружки. Ей вспомнилось, какую неподходящую пару они представляли из себя в пабе. И внезапная волна безнадежности унесла прочь всю ее решимость преобразиться. Оставалось лишь надеяться, что Филиппа настоящая волшебница.

Найджел высадил их возле большого викторианского особняка на Лэдброк Гроув и, поскольку час был поздний, не стал подниматься наверх.

— Я позвоню тебе в среду, Фил, — пообещал он, бегло чмокнув ее, когда помогал выбраться с заднего сиденья. — Не скучай, муська, — добавил он, обращаясь к Розе, почему-то переходя на сострадательное, давным-давно забытое детское прозвище.

Филиппа провела ее в просторный вестибюль. Огромный особняк был разделен на четыре квартиры, и она поднялась с Розой в самую маленькую из них, самую верхнюю. Квартира была обставлена с большим вкусом и фантазией — причудливой смесью из уже имевшейся в доме мебели и отдельными приобретениями из комиссионок. Спальня Филиппы заставляла померкнуть розовую комнату — невероятно женственная, выдержанная в деликатнейших зеленоватых и голубоватых тонах. В ней вызывающе доминировала огромная кровать под кружевным балдахином, накрытая бархатным лоскутным одеялом. Гостиная являла собой буйство красок, полная широколистных комнатных растений и ярких напольных подушек. По стерильной чистоте кухни было очевидно, что стряпала Филиппа редко. Ну, а что касалось ванной комнаты — там имелось такое множество препаратов для купания и косметики, столько флаконов с дорогими духами, что Роза прямо-таки не могла там шагу ступить, чтобы не опрокинуть что-нибудь.

Пока она застенчиво раздевалась, внезапно поразившись, какими это ветрами занесло ее сюда, Филиппа принялась за дело и приготовила удобную постель в крошечной второй спальне.

— Когда тебе нужно завтра утром вставать на работу? — спросила Роза, зевая и глядя на часы.

— О, об этом не беспокойся, — рассмеялась Филиппа. — Я позвоню и скажусь нездоровой. Спокойной ночи.

У Розы никогда не было настоящей подруги. Ее отношения с другими представительницами женского пола всегда оставались натянутыми — она никогда не чувствовала себя уютно во время «девичьих сплетен», поскольку сама не могла посплетничать насчет своего парня по причине отсутствия оного. В колледже ей приходилось поневоле делить комнату с девочками, которые либо относились к ней покровительственно, либо эксплуатировали. «Роза, можно списать твое сочинение?» или «Роза, я устроила это свидание для тебя. Он страшно робкий, но такой ужасно славный». И та популярность, какой она пользовалась, объяснялась ее подчинением другим или невольным потворством их самолюбию. И до Филиппы никто еще не делал ничего просто ради самой Розы.