Джуд Деверо - Дикие орхидеи

Но еще больше меня бесило то, что мне навязывают роль, которую придумали сами. «Мы его вырастили, а он совсем нас не помнит, — скажут они людям. — Заделался звездой и враз нас позабыл». Я бы хотел, чтобы про меня говорили: «Хотя он и добрался до самых вершин, он никогда не забывал про маленьких людей». Ну или что-то в этом роде. Однако, несмотря ни на что, мне внушали, что, став знаменитостью, я превратился в сноба.

Пэт стояла рядом, пока я пытался овладеть собой.

— Жалко, что ты был таким паинькой и никогда не давал им сдачи, — проговорила она в конце концов.

— Не был я... — забормотал я. — И я....

Я целую минуту хватал воздух ртом и брызгал слюной, прежде чем понял, что она на самом деле имела в виду, а когда понял, поцеловал ее в лоб, и мы вернулись туда, где ждали мои родственнички, все как один обеспокоенные вспышкой моего беспричинного гнева. «Но я подозреваю, все знаменитости такие», — говорили их взгляды.

После разговора с Пэт я пребывал в таком замечательном расположении духа, что затеял аж три свары. Я прекрасно знал больные места моих родственников и подпускал шпильки именно туда. Я спросил у Ноубла, что случилось с его старым «понтиаком», и через минуту он уже дрался с другим моим кузеном (тот угнал машину, однако отрицал это).

Я стал расспрашивать дядю Клайда про его любимого сынишку, который утонул, попросил поведать какую-нибудь волшебную историю о добрых делах милого мальчугана и между делом уточнил, что именно он делал в тот день в пруду.

В какой-то момент Пэт прищурила глаза: мол, ты слишком далеко зашел. Но я был чересчур доволен собой, чтобы остановиться.

Когда Пэт громко заявила, что нам пора ехать, никто не сказал: «Приезжайте еще». Ноубл проводил меня до машины.

— А ты ни капельки не изменился. — Он злобно сверкнул глазами и сплюнул — плевок приземлился в четверти дюйма от моего левого ботинка.

— Как и ты, — провозгласил я, широко улыбаясь. — Было здорово всех вас снова повидать, — искренне сказал я Ноублу. Не уверен, что принесло мне больше удовольствия — публикация первой книги или вторая половина этого дня. — Слушай, Ноубл, — дружелюбно предложил я, — если кто-то из детей захочет пойти в колледж, дай мне знать, я возьму расходы на себя.

С этими словами я сел в машину, и Пэт рванула с места так, будто участвовала в местных мотоциклетных гонках. Я оглянулся: Ноубл ломал голову над моим предложением. Припомнил ли я ему слова о том, что в колледж идут только педики? Или хотел сказать, что мне единственному хватило мозгов, чтобы туда поступить?

Еще три часа я хихикал, вспоминая смятение на его лице. Но он, видимо, пришел к выводу, что я говорил от чистого сердца, потому что в последующие годы я отправил в колледж нескольких представителей младшего поколения Ньюкомбов. Одна из них, старшая дочь Ноубла Ванесса, в конце концов стала преподавать в колледже.

— Кто-то из твоих предков был с мозгами, — как-то сказала Пэт. — Вот почему в твоей семье время от времени рождаются умники.

— Это рецессивный ген.

— И то правда! — подтвердила она, и мы расхохотались.

Все это кончилось — как вообще кончилось все хорошее, — когда Пэт умерла. Я вырос без семьи, нашел ее — и потерял.

Я снова остался в этом мире совершенно один.

Джеки

Мне кажется, он хотел меня, потому что я его смешила.

Нет, не «хотел». Не в том смысле. Он хотел, чтобы я на него работала.

Конечно же, я отказалась. В конце концов, куча девушек в нашем городке пыталась у него работать, но их либо увольняли, либо они сами сбегали — в слезах или в гневе.

Мне рассказывали, какой он мастер доводить людей до белого каления.

— Это чистая, абсолютная, неудержимая ярость, — говорила одна моя подружка, когда мы и еще две наши товарки обедали в местной закусочной. Тут все подавали жареным: жареное мясо, жареный лук, жареная картошка. Официантка не оценила мою шутку, когда я попросила ее не жарить мой салат. Она удалилась в оскорбленных чувствах, и маска благородной обиды не сходила с ее лица на протяжении всего обеда.

Но я уже привыкла к тому, что мое чувство юмора навлекает на меня неприятности. Папа как-то сказал, что я шучу, чтобы никто не видел, как я плачу. Это озадачило меня, потому что я никогда не плачу, о чем я ему и напомнила.

— А я о чем говорю? — ответил отец и ушел.

Итак, как бы там ни было, а этот выдающийся, раскрученный супер-пупер-писатель предложил мне работать у него, потому что я его рассмешила. Ну и еще потому, что я рассказала ему свою любимую историю с привидениями. Вроде как рассказала, если уж честно. Как заметила Хизер, рассказываю я гораздо лучше. Но нужно самомнение побольше моего — вот это да! Вряд ли, конечно, такое бывает... — чтобы вообразить, что можешь рассказать историю профессиональному писателю. Я так и вижу, как он замечает, что я «ошибочно использую некоторые синтаксические конструкции».

Но еще до истории с привидениями — или истории про дьявола, как называет ее Отем, — я заставила его посмеяться над Пулитцеровской премией.

Это произошло на вечеринке. Отем — бедняжка, столько волос и ни капли мозгов — рыдала, потому что ее будущая свекровь снова посадила ее в лужу. Все мы знали, почему Корд Хендли женится на Отем, — и ее умственные способности были тут совершенно ни при чем. Природа одарила Отем копной густых медно-рыжих волос и буферами, из-за которых не видно собственных ног. Отем жаловалась, что никак не может найти кружевной бюстик своего размера. Я сказала:

— Все, что тебе нужно, — это кружева.

И все засмеялись, потому что я просто переделала название классной песни «Битлз» — «Все, что тебе нужно, — это любовь».

Мы знали, что у Отем и Корда будущего нет, рано или поздно его мамаша их разведет. Корд происходил из старинного аристократического рода. Он и сам не отличался умом и сообразительностью, но этими качествами зато отличалась его мама, а всем заправляла именно она. К несчастью, трое ее детей унаследовали от нее внешность, а ум — от отца. Вполне понятно, почему она хотела, чтобы ее детки женились на мозгах, — однако тщетно. Ее младший сын собирался жениться на красивой, доброй, но совершенно бестолковой Отем.

Каждый вторник бедняжка Отем в слезах убегала из дома будущей свекрови, потому что все время, когда они встречались, миссис Хендли устраивала Отем устный экзамен, эдакий тест на академическое образование — и, конечно, смотрела на нее с презрением. Как я говорю, «чай с задачками».

Как-то раз, когда мы обедали, я допустила большую ошибку, поинтересовавшись у Отем, что она думает делать после свадьбы. Ведь она переедет к Корду, в родительский особняк — а там придется видеться со старой каргой каждый день.