Лесли Шнур - Он, она и ...собака

— Произведения искусства? Зайти посмотреть на ваши творения?

Нина хихикнула и поинтересовалась:

— А вы? Что еще, помимо игры на тромбоне? Он тут же замкнулся и помрачнел:

— Почти ничего. Раньше я любил свою работу, но теперь уже нет. — Он просветлел. — Но я люблю тромбон, люблю джаз. И Сида.

— А сестра? Родители?

— А, да, конечно, мои близкие…

— И…

— И… гм… моя сестра… гм… Дэниелла. Да.

— Вашу сестру зовут Дэниелла? О чем думали ваши родители?

Он хохотнул:

— Глупо, да? Дэниел, Дэниелла…

Все еще смеясь, Нина спросила:

— Где она живет?

Он помедлил с ответом, как будто ему нелегко было о ней говорить.

— Гм… в Калифорнии, в Лос-Анджелесе, — наконец сказал он. — Преподает или что-то в этом роде. Знаете…

Он раскрыл футляр. В свете фонарей блеснула медь. Нина смотрела, как он соединил части инструмента. Смочил мундштук, подул, вытягивая руку во всю длину, затем приблизил ее к губам. Раздался мягкий и низкий звук, ничуть не похожий на те, что извлекали из своих дудок пятеро парней на сцене час назад.

— Что бы вы хотели послушать?

— Сыграйте, что вы любите.

С невероятной нежностью он заиграл «Я безумно влюбился в тебя». «Моя сладкая…» Она замерла. Кто бы мог подумать, что тромбон может звучать вот так? «Мир простит мне эти глупости, потому что я влюблен…» Здесь, на краю пирса, звуки тромбона достигали самой луны… «Влюблен в тебя, моя маленькая…» Он играл, и Нина понимала, что песня звучит специально для нее.

А потом припомнила: именно эту мелодию он напевал в душе, когда она подслушивала. Неужели даже тогда он думал о ней?

Он доиграл, она прильнула к нему, прижимаясь плечом. Он повернулся, не выпуская тромбона, и взял ее за руку.

Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил:

— Я очень давно этого не делал, — но подумал при этом: «Я не могу рассказать ей правду».

— Я тоже, — отозвалась Нина. — «И не знаю, смогу ли пройти через это вновь».

— Я не уверен, что могу. — «Кроме того, она считает меня Дэниелом».

— Я тоже! — Она готова была стукнуть себя, но это было правдой.

— Может, стоит просто забыть об этом? — «О, как я хочу поцеловать тебя!»

— Вы бросаете меня даже прежде, чем у нас что-то началось?

Он усмехнулся. У Нины все заныло внутри, она высвободила руку.

— В любых отношениях кто-то должен играть роль машиниста, вести поезд, управлять автомобилем, — сказал Билли, глядя на радужную рекламу. — «Вспомни, что случилось в прошлый раз!»

— Но я не вожу машину, я из Нью-Йорка, — ответила Нина. — «Пожалуйста, не делай этого!»

— Один должен преследовать другого, — улыбнулся ей Билли. — Иначе до следующего этапа не добраться. — «Не соглашайся со мной!»

— Я этого делать не собираюсь. — «Да пошел ты!»

— Я тоже. — «Да иди ты к черту!»

— Значит, это будет первая любовная история в отсутствие людей, — сказала Нина, разглядывая собственные ноги.

— Значительно проще, чем с их участием, — согласился Билли. — «Она здесь только потому, что считает меня Дэниелом».

— Это может длиться годы. — «Поцелуй меня, пожалуйста».

— Или не привести ни к чему. Новые отношения не могут развиваться сами по себе. Они еле ползут, а потом просто застревают на обочине. И кому-то бывает больно.

— Поэтому вы не отваживаетесь? — поддразнила Нина. — Это не очень важно для вас? — «Да пошел ты!»

— Для меня? А для вас? Кто сказал, что мужчина должен быть лидером? Вы что, сексистка? — «Ты что, не понимаешь, что на самом деле хочешь моего брата?»

— Ага, и хочу, чтоб меня преследовали. Подстрелите меня. — «Поцелуй меня!»

— Мне не нужно в тебя стрелять, сама застрелись. Мне надоело постоянно быть водителем! Ты знаешь, что такое вести машину по автомагистрали Лонг-Айленда? Кошмар! Грузовики, старухи с фиолетовыми волосами, не видящие дальше своего носа, дурные водители…

— Водители с чувством собственной важности. Полагают, что могут подрезать вас, обогнать, только потому, что у них «ягуар» или «хаммер», — подхватила Нина.

— «Хаммеры» нужно запретить. Сколько они тратят — восемь, девять миль на галлоне бензина?

— Полностью согласна! — улыбнулась Нина. — «Он удивительный». И вновь взяла его за руку.

— Действительно, стыдно, — произнесен, сжимая ее ладошку. — И все потому, что мы скучные и безответственные. — «И потому что хочешь, чтобы я был тем, чем не являюсь».

— Просто напуганные. — «Почему так трудно?»

— Понимаю. — «Докажи, что тебе нравлюсь я, а не парень с фотографий».

— Что ж, все было мило. — «Да, вот так». Освободив руки, она скрестила их за спиной.

— Мне просто нужно время. Понимаю, это звучит… но… могу я позвонить вам? — «Когда соберусь с духом?»

— Зачем? — «О Боже, да!»

— А вдруг я научусь водить? — «Чтобы рассказать, кто я такой!»

— Ну конечно. Мы должны пообещать позвонить друг другу в ту же минуту, как один из нас захочет или научится водить. — «Я этого не сделаю».

— Обещаю. — «И ты не будешь разочарована».

— Я тоже. — «Пожалуйста».

Несколько минут они постояли молча, прильнув друг к другу, а потом двинулись в обратный путь.

Позже, когда Нина уже чистила зубы на ночь, она размышляла о пирсе, Дэниеле и о том, как она уже оттолкнулась, но не смогла прыгнуть. Она ждала целый год, с того момента, как впервые вошла в его квартиру… именно о таком миге на пирсе она мечтала. И не стала сражаться за такого парня. Она сплюнула, прополоскала, снова набрала полный рот воды.

Затем, наклонившись к зеркалу, выпустила струю прямо в свое отражение.

— Трусиха, — заключила она. Выключила свет и пошла спать.

Он не мог позволить себе увлечься сейчас, чтобы все рухнуло прямо на глазах. Да, она необыкновенная. Да, он постоянно думает о ней. Вполне объяснимо, что он ее хочет. Но играть именно эту песню было серьезной ошибкой. Он определенно вляпался. Так, что дальше некуда, думал Билли, пока они с Сидом смотрели по телевизору «Конана». Он не слышал ни слова, в ушах звучало лишь эхо ее голоса, произносившего «до свидания».

Собачью площадку закрыли. На воротах цепь и висячий замок, а сверху табличка с надписью: «Закрыто до дальнейших распоряжений по приказу администрации мэра».

— Ну что за люди! — возмутилась Нина. — Закрыть собачью площадку!

— Пойдем, — потянул ее за руку Боно. — Пойдем же! Они обошли вокруг объекта баталий. На деревьях еще оставались частично пострадавшие от дождя и разгула страстей плакаты. Углы потрепаны, края оторваны. «СПАСИТЕ СОБАЧЬЮ ПЛОЩАДКУ» на одном из плакатов превратилось в «ТЕ СОБА», на другом — в «СПАСИТЕ СО». Боже правый! Что случилось с людьми? Нину преследовал этот вопрос. Спорить из-за кучки собачьего дерьма, позволить нескольким мерзким озлобленным людишкам победить, отобрать у собак и их хозяев то, чем они дорожат больше всего на свете, — свободу и возможность общаться? Отвратительно.