Лесли Шнур - Он, она и ...собака

— Можно подумать, что они протестуют против войны, — бросила Нина.

— Когда дело касается собак, это настоящая война, — заметил Боно. — Между их сторонниками и противниками.

— Откуда ты взялся такой умный? — Нина потрепала его по голове и, обхватив за шею, притянула к себе.

Он коротко рассмеялся, вывернулся и побежал в парк. Казалось, он чем-то расстроен. Не похож сам на себя, хотя Нина понимала: этот парнишка — очень сложное существо.

— Пойдем, — позвал он. — Давай пойдем за теннисный корт.

Теперь они каждый день выгуливали собак вместе с Боно. Нине противна была сама мысль, что он торчит дома один (или с так называемой няней Мелиссой, что все равно означает в одиночестве), смотрит телевизор и всякие дурацкие фильмы. Кроме того, ей нравилось проводить время на прогулке с ним, а не с кем-то другим. Так что, заходя за Че, она прихватывала с собой и Боно. Тот стал таким ответственным, следовал всем правилам. Это, конечно же, налагало ограничения на ее шпионские привычки, но, странным образом, в обществе Боно она не думала о содержимом чужих шкафов.

Итак, Нина и Боно двинулись в сопровождении Сэма, Че, Мими и всех остальных собак по направлению к теннисному корту у Девяносто шестой улицы. Поскольку это было отклонением от привычного маршрута, то вновь ожили обычные страхи Нины.

Боно пребывал в мрачном настроении. Ни одной шуточки, ни цветистого комментария или заковыристого словечка, ни одной цитаты из фильма для взрослых. И Че такой же. В глубокой меланхолии. Нина поняла это в первую же минуту, как появилась у них на пороге. Поднимаясь на крыльцо, она встретила мамашу Боно, спускавшуюся ей навстречу. Мамочка в спортивном костюме «Тод», кепочке с надписью «Ю-Ту», с рюкзачком «Прада» прокричала: «Увидимся через неделю! Развлекайтесь без меня!»

По лицу Боно Нина сразу все поняла. Печаль и разочарование.

— Привет, дружище, — поздоровалась она.

— Пошли, — бросил он в ответ и протиснулся в дверь мимо нее, зажав шлейку Че с такой силой, что даже костяшки его пальцев побелели.

Нина и тихий, понурый Боно молча дошли до парка, но утро было чудесным. Нельзя не заметить: кристально чистое небо, без всякого смога, листья на деревьях чуть трепещут от легкого ветерка, и вообще чуть прохладнее, чем в последнее время. Но Нина была, как она надеялась, достаточно взрослой, чтобы понимать — это всего лишь прекрасный день, не более. И никаких добрых примет. Напротив, им пришлось выбрать другой маршрут. Нина понимала, что это может означать. Может, и ничего, но предугадать невозможно.

Подходя к корту, она услышала стук мячей по асфальтовому покрытию, лай и собачье тявканье. Она представила собак с ракетками, играющих в теннис, хотела было поделиться шуткой с Боно, но передумала: ему не до глупостей. Потом наконец показался сам корт, а когда они подошли поближе к маленькому домику администрации парка, где располагались и крошечная закусочная, и даже небольшой теннисный магазинчик, она разглядела и резвящихся псов, и их хозяев.

Собаки тоже увидели приятелей и принялись энергично тянуть за поводки, стремясь поскорее от них освободиться и присоединиться к стае.

Они обогнули здание, и Нина спустила с поводков Сэма и Мими. Боно проделал то же самое с Че. Потом они освободили остальных. Когда собаки рванулись к заросшему травой холму, кишащему их собратьями — лающими, нюхающими дерьмо, вылизывающими зады, — Нина коснулась ладонью спины Боно, словно говоря: «Я с тобой».

Он обернулся и, прежде чем стряхнуть ее руку, как сделал бы любой мальчишка его возраста, едва заметно кивнул, ровно настолько, чтобы дать ей понять — он благодарен.

И сказал:

— Сегодня ставлю десятку на десять.

— Даже не думай. Ты проиграешь. И откуда у парня твоего возраста такие деньги, чтобы выбрасывать на ветер десятку?

Он промолчал.

— Эй? — вопросительно позвала она.

И тут он посмотрел на нее снизу вверх и улыбнулся одной из своих продувных, проказливых улыбочек.

— Идет! — согласилась она.

Эта игра началась несколько недель назад и успела войти у них в привычку. Они угадывали хозяев собак. И сегодня утром Боно решил поднять ставки. Он был настолько зол, что на глазах глупел: заявил, что угадает владельцев десяти собак!

— Как насчет этой? — Нина вскинула подбородок, указывая на седоволосую даму средних лет, в сандалиях «Биркенсток», в футболке с надписью «Бабушка, и горжусь этим».

— Ротвейлер. Нина расхохоталась.

— Может, она просто из тех девчонок, что живут на грани, — предположил Боно.

Нина буквально взревела от смеха. Все головы обернулись в их сторону, а Нина подумала: ну что за ребенок!

— Где ты этого набрался?

— Прекрати меня все время допрашивать, а? Я теряю всю непосредственность, если приходится объяснять, объяснять и объяснять!

— Хорошо, хорошо, хорошо! Я понимаю, что ты в дурном настроении, но потерпи немного!

А собаки просто взбесились: носились вверх и вниз по склону, прыгали, лаяли, рычали. В первых рядах громадные сильные особи, следом за ними — малявки, а вокруг группками по двое и по трое люди. Люси бесновалась из-за низко пролетевшего вертолета. Она громко лаяла, нервничала. Из-за нее и завелся весь этот собачий табор.

— Люси, — окликнула Нина, — успокойся, девочка.

— Это ваша милашка-колляшка?

Нина обернулась к тетке в «биркенстоках», и та тут же выпалила следующий вопрос:

— Это ведь помесь колли?

— Э-э… да. — Нина повернулась к Люси: — Люси, все в порядке!

— Значит, милашка-колляшка.

И в эту миллисекунду, между «милашка» и «колляшка», прежде чем Нина успела сообразить, что означает сие идиотское прозвище, она почувствовала, как что-то ударило ее под колено. Словно кто-то сыграл с ней глупую подростковую шуточку: подошел сзади и пнул в ногу, заставляя коленку согнуться. Но только на этот раз колено подогнулось и не встало на место. Нина почувствовала, как мышцы выпускают кость, сухожилия растягиваются, оставляя кости без фиксации, и рухнула на землю. Колено больше не было похоже на колено, но найти слов для описания того, во что оно превратилось, Нина не смогла из-за дикой боли. Дыхание ее почти остановилось, перед глазами мелькнуло голубое небо, верхушки деревьев и искаженное страхом лицо Боно, склонившееся над ней. Она услышала собственный крик и подумала: не забавно ли? Она, оказывается, умеет визжать. Она всегда считала свой голос слишком низким, хриплым и полагала, что никогда не смогла бы стать звездой фильмов ужасов, ибо не умеет пронзительно верещать. Но вот, как оказалось, умеет. И визжать, и вопить, и громко стонать от боли — в лучших традициях «ужастиков».

Она слышала, как Боно нежно шептал ей в самое ухо:

— Все в порядке, дыши, дыши. — А потом орал в сторону срывающимся голосом: — Не мог бы кто-нибудь вызвать «скорую»? Здесь женщина ранена!