Бренда Пек - Всё сначала

К горлу снова подступила тошнота, и она закрыла глаза руками. Неужели это случилось? Дверь отворилась, и Чесси спросил взволнованно:

— Что такое? Голова сильнее болит? Может быть, позвонить доктору?

Лорен вытерла глаза и медленно опустила руки.

— Нет, все в порядке. — Она глубоко вздохнула и спросила: — Он уехал? — Чесси заколебался. Лорен видела, что сейчас он соврет. — Значит, не уехал? — спросила она резко.

— Как бы я хотел выгнать его вон! — Дядя бормотал, злясь на свою телесную немощь. — Если б я был моложе, да и руки не были бы такими бесполезными… — Его слабые руки напряглись, как бы желая схватить Соломона за горло. — Он отказался уезжать, и я ничего не могу поделать.

— Я поговорю с ним, — сказала Лорен, что-то решив про себя.

— Что ты! Нет! — Дядя смотрел на нее, как на безумную.

— Я поговорю с ним, — сказала она спокойно и холодно. — И тогда он уедет.

Чесси попытался переубедить ее, но тщетно. В конце концов он вышел, а она осталась сидеть и ждать, глядя в окно на утренний свет, который казался ей тьмой без края.

Лорен хотела навсегда избавиться от Соломона, и хотя у нее не было сомнений в мудрости такого решения, оно означало новую боль сейчас и в будущем. Но боль стала привычной для нее в прошлом, значит, она сможет жить с ней и теперь. Уход Соломона будет для нее примерно тем же, чем были для дяди больные руки: потерей истинного счастья и смысла жизни… Злую шутку сыграла с ними обоими жизнь — использовала для расправы то, что было им всего дороже.

Лорен услышала шаги и напряглась, ведь она не услышит их больше никогда в жизни. Соломон бежал, прыгая через ступеньку, и она чувствовала, как он торопится к ней. Вот он уже стоит в дверях и глядит на нее, потом подходит к кровати своей изящной, какой-то хищной походкой, опускается на колени и подносит ее руки к губам.

— Уезжай-ка ты, Соломон, — сказала она тихо. Он вскинул черноволосую голову, темные глаза уставились на нее. Но прежде, чем он заговорил, она продолжила тем же ровным тоном: — Я не хочу тебя больше видеть. Уезжай и не возвращайся. Подавай на развод, или я это сделаю, мне все равно. Но я хочу, чтобы это кончилось.

— Послушай, Лорен… — начал он.

Но она прервала его, покачав головой:

— Нам не о чем говорить.

— Дай мне объяснить тебе, — начал он снова.

Лорен опять прервала:

— Ничего не надо объяснять.

— Неужели? — Он стоял, возвышаясь над ней, лицо его стало жестким. — Тогда почему же ты не даешь мне говорить?

— Не хочу больше вранья.

— Я никогда тебе не врал!

— Да?

Она опустила голову. Всего какую-то долю секунды звучал в ее голосе сарказм, но Соломон сразу напрягся и переступил с ноги на ногу.

— Нет, — бросил он в ответ, — никогда! То, что ты увидела в тот день, было моей первой встречей с Барбарой с тех пор, как я полюбил тебя.

Это было первое признание в любви, которое она услышала от Соломона, но оно не принесло ей счастья. Лорен ждала его все время, пока была замужем, представляя, какое облегчение и радость придет вместе с ним. Сейчас она не чувствовала ничего, кроме холодной тоски.

— Какая разница, сколько раз это случалось. И одного вполне достаточно. — Она смотрела прямо на него, и глаза ее были полны презрения.

— Да ведь ничего не было, — оборвал он ее. — Сверх того, что ты видела. Барбара поцеловала меня, а не я ее.

— Не войди я в эту минуту, разве этим бы ограничилось… — сказала она, брезгливо изогнув губы.

— Послушай меня, — проговорил Соломон, опускаясь на кровать и крепко беря ее за плечи. Темные глаза его горели. — Ты должна мне верить.

— Я никогда тебе больше не поверю. — Ее глаза отвечали ему ледяной холодностью. — Не хочу тебя видеть. Между нами все кончено.

— Нет, не все!..

Она заметила в нем какую-то расчетливую мысль. Она так хорошо знала все выражения, которые принимало его смуглое, твердое лицо, что ей не трудно было понять, о чем он думает. Он вспоминал, как она потянулась к нему в эти дни, глаза его заблестели, лицо смягчилось.

— Вчера ночью у меня создалось совсем другое впечатление, — сказал Соломон хрипло, и взгляды их встретились.

Теперь она знала наверняка: то, что произошло в его спальне, ей не приснилось. Она пошла к нему, как наркоман за наркотиком, и он взял ее, хотя знал, что она не в себе. Лорен изо всех сил оттолкнула его и отвернулась, чтобы избежать чувственных губ.

— У тебя нет никакого права на это! — воскликнула она сердито.

— У меня есть на это все права, — заверил он, и лицо его не предвещало ничего хорошего. — Ты пришла, потому что хотела меня, как я — тебя, как я всегда буду тебя желать. — Его рука скользнула вдоль шеи, сильные пальцы добрались до мягких серебристых волос и стали нежно их перебирать. — Дорогая моя, я так скучал по тебе, что не могу передать. Поэтому и приехал, хотя Чесси просил меня оставить вас в покое, пока ты ничего не помнишь. Мне необходимо было тебя увидеть, хотя бы издалека. Целый год я жил одними воспоминаниями…

— Мог бы уже привыкнуть, — заметила она едко и услышала, что у него даже дыхание прервалось.

— Нет! — воскликнул он, протестуя.

Она поняла, как глубоко он задет, и обрадовалась, да, обрадовалась тому, что он страдает, так страдает, как она сама страдала раньше, как предстояло ей мучиться в будущем. Острые когти любви достали наконец Соломона и вонзились глубоко. Лорен видела это и ликовала.

— Уходи, — повторила она. — Ты мне больше не нужен. Все кончено.

Соломон медленно поднял голову, на лице появилось выражение опасного спокойствия.

— Черт возьми, — пробормотал он непослушными губами, — с тех пор, как я сюда приехал, ты много раз доказала мне, что ты моя.

Что она могла возразить? Соломон вошел к ним как незнакомец, и с момента его появления она снова начала в него влюбляться и скрыть этого не могла. Спрятавшись в мире снов, она продолжала любить его точно так же, как любила прежде. И как любит теперь. Инстинкт не предостерег ее, без тени сомнения она пошла ему навстречу. Ее даже не остановило странное чувство близости, возникавшее иногда.

— Ты просто бессовестно воспользовался тем, что я ничего не помнила! — яростно обвиняла Лорен.

— Если бы ты действительно меня ненавидела, ты бы никогда ко мне снова не потянулась, — возражал он. — Ты любишь меня, несмотря на обиду. — Он с трудом улыбнулся. — Дорогая моя, тебе было очень плохо, но все это уже позади. Барбара ничего для меня не значит. Я получал удовольствие и от нее, и от ее тела, но она никем для меня не была.

Лорен поморщилась.

— Ты считаешь, что это тебя извиняет?

— Нет, конечно! — продолжал он нетерпеливо. — До встречи с тобой все женщины были для меня только приятным развлечением, когда я уставал. Барбара — идеальная любовница для мужчины, который не хочет себя ничем связывать. Я для нее тоже не очень-то много значил. Мы использовали друг друга, не любя.