Бренда Пек - Всё сначала

— Тебе нужно сменить одежду.

— Я и собирался это сделать.

Он встал и оказался совсем близко. Нет, не надо ей было спускаться, не следовало видеть красоту его тела, такого неотразимого в движении. Соломон обладал сильной мужской привлекательностью, которая действовала на нее всегда безотказно.

— Мне нужно выпить чего-нибудь горячего, — сказал он. — Промерз до костей.

Лорен. взглянула на него сквозь ресницы, лицо ее по-прежнему было замкнутым и холодным.

— Пойди переоденься в сухое, я приготовлю тебе горячий чай. Может быть, виски?

— Не откажусь…

Он улыбнулся, и сердце у нее дрогнуло. Когда Соломон вышел, она взяла его мокрые рубашку и свитер и, стиснув их руками, уловила исходящий от них запах. Пахло дождем и туманом с легким оттенком свойственного только Соломону горьковато-терпкого аромата кожи. Лорен поставила чайник на огонь, достала чашки. Из буфета она извлекла початую бутылку виски и добрую порцию плеснула в высокий тонкостенный стакан.

Соломон вернулся в чистом свитере и сухих брюках. Лорен заметила, что он причесался. От дождя и ветра кожа на лице у него разгорелась, но глаза под черными бровями по-прежнему смотрели мрачно.

— Ты поел?

— Я не голоден. — Он бесшумно подошел и встал за спиной. — Извини, что разбудил тебя.

— Нет, не разбудил. — Лорен пожала плечами, но не повернулась. — Я проснулась из-за шторма. Озеро совсем разбушевалось.

— Да, волны как горы. Около причала они поднимаются выше домов.

— Не хотела бы я сейчас оказаться на озере.

— Пожалуй, — согласился он.

— Сделай глоток, — протянула она ему стакан с виски.

Соломон выпил все содержимое стакана и, задержав дыхание, слегка поморщился.

Когда вскипел чайник, она заварила чай. Движения ее были автоматическими, голова была занята совсем другим. Соломон наблюдал за ней, и Лорен угадывала, что он чувствует: его душа откликалась на то, что происходило с ней. Они вели вежливый разговор, как люди малознакомые, а тем временем сильный порыв физического влечения заставлял их тела дрожать и тянуться друг к другу.

— Ты должен что-нибудь поесть, — бросила она коротко. — Я приготовлю сандвичи с ветчиной.

Соломон внимательно смотрел, как ловко она режет хлеб, мажет его маслом и накладывает ветчину, сдабривает ее горчицей. Закончив, Лорен пододвинула ему тарелку. Он сел за кухонный стол и пробормотал:

— Я действительно не хочу есть.

— Ешь.

Она налила ему чашку чаю. Соломон неохотно начал жевать сандвич.

— Лорен, что ты собираешься делать дальше?

Она села напротив и, не отвечая на вопрос, тоже стала прихлебывать чай. Соломон заглянул ей в глаза. Она не отвела взгляда.

— Мы с Чесси уже говорили об этом сегодня. Я думаю вернуться в музыкальный колледж и окончить курс.

Соломон посмотрел в тарелку и отодвинул ее от себя.

— Понятно.

Она никогда не видела его таким подавленным. Сильный внутренний свет его личности потух. Даже линия рта, обычно такая волевая, сейчас демонстрировала покорность судьбе. Он опустил глаза, но ресницы подрагивали. Когда Соломон взял чашку, стало заметно, что руки у него тоже дрожат. Он сжал чашку двумя руками и отпил, стараясь не глядеть на Лорен. А в ней еще кипели обиды. Нет, Соломон не имеет права на ее жалость!

— Ты права, — сказал он слегка осипшим голосом. — Я был слеп и эгоистичен, не давал себе труда подумать, в каком ты положении. Помнил только о себе…

— Уж мне-то незачем так подробно об этом рассказывать!.. — заметила она с горечью.

— Подожди. — Он еще ниже склонил голову. — Ты меня презираешь, и я это заслужил. Признаю, что был эгоистом. — Он быстро поднял голову и посмотрел ей в глаза. — Но в тот день, когда ты неожиданно вошла в квартиру и увидела меня и Барбару, это не я целовал ее, а она меня. Войди ты на минуту позже, ничего бы не произошло. Я не хотел, чтобы она меня целовала. Черт возьми, я давно к ней охладел!.. Мы не встречались с тех пор, как я заметил тебя и того мальчика в театре, клянусь честью!

— Честью? — рассмеялась она, и Соломон поморщился.

— Этого я не заслужил, — сказал он с укором. — Я не стану тебе врать. Ты должна мне поверить!..

Лорен знала, что он говорит правду. Само поведение Барбары, ее ярость и страсть в сцене на обочине дороги подсказывали, что у Соломона с ней все кончено. По ее лицу он понял, что она ему верит, и торопливо продолжал:

— Я сидел над своими бумагами, торопясь все закончить и поехать к тебе. Боже мой, Лорен, как я хотел увидеть тебя. А о Барбаре даже не думал. Она пришла совершенно неожиданно, прослышав, что я в городе один. — Лицо его передернулось, темная краска залила щеки. — Барбара думала…

— Я знаю, что она думала, — ответила Лорен сухо.

Барбара пришла, надеясь, что Соломону успела надоесть его молодая неопытная жена и можно возобновить их прежние отношения. Скоротечные романы, в обилии бывшие у него в прошлом, давали ей основания для такой надежды. Бедная Барбара, подумалось Лорен, тяжело любить без ответа, а ведь она, без сомнения, любила — может, и сейчас любит — его.

— Ты думал когда-нибудь, что с ней сделал? — спросила Лорен с упреком. — Она ведь тоже способна на чувства.

Соломон замер и помрачнел.

— Из-за нее я чуть не потерял то, чем больше всего дорожу, — сказал он сквозь зубы. — Она просто не могла поверить, что я больше не хочу ее, и поэтому ты едва не погибла. — Он замолк и конвульсивно сглотнул. — Тогда мне показалось, что ты умерла. Попадись она мне под горячую руку, я бы, наверное, убил ее!

Наступило молчание, слышно было только его прерывистое дыхание.

Ветер налетел, навалился на окно и загремел железной задвижкой. Лорен вскочила. Нервы у нее были напряжены до предела, каждый звук болезненно отдавался в голове.

— Это только ветер, — мягко сказал Соломон.

Она села, отпила еще чаю, но тот остыл и потерял вкус. Черные глаза следили за ней не отрываясь.

— Я думал и думал. До головной боли. И понял, что не в Барбаре дело. Не из-за нее мы расстались, а из-за меня. Я разрушил то, что было между нами. Заботился о своей независимости и не видел, что происходит с тобой.

Она смотрела на него, затаив дыхание. Как изменилось его лицо! Странное смирение, которое оно сейчас выражало, было так не похоже на обычную маску уверенности и силы.

— Ты любила меня? — спросил он хрипло. Лорен не отвечала. — Ведь любила, правда? — В его странной улыбке читалось самоуничижение. — А я никогда даже не задумывался над тем, что происходит в твоей головке. Слишком уж занят был борьбой с собственными чувствами. Боясь потерять свободу, я потерял тебя…

Стояла такая тишина, что слышно было тиканье часов, шум ветра и волн, треск поленьев в печке.

— Я знаю наверняка, что казался тебе привлекательным, иначе ты не стала бы со мной спать. Но я избегал говорить о любви, мне не хотелось признавать, что любовь имеет ко мне хоть какое-то отношение. — Он поймал ее руку и поднес к губам. — Ты все еще любишь меня, Лорен?