Эмма Солтерс - Эскиз брака

А когда она заметалась снова, именно его губы утешили ее поцелуем, его гортанный шепот успокоил ее истерзанную душу и заставил забыться таким мирным, таким безмятежным сном, какого она никогда не знала.

Однако Джолли уснуть не мог. Он привык к Одри, сам того не желая. Кто знает, может быть, именно этого и добивался старый Грэм. А может, это просто судьба, наконец решившая, что им пора найти друг друга. Как бы там ни было, сейчас это уже не имеет значения. Кто-то — или что-то, — желавший, чтобы этот союз состоялся, знал его тайные чаяния лучше, чем он сам.

А, судя по тому, как вела себя Одри сегодня ночью, ее чаяния были точно такими же. Вообще-то во время их близости она почти все время молчала. Но Джолли не требовалась ученая степень в области психологии, чтобы понять, что ее тело трепещет от страсти к нему. Она действительно желала его. Так же, как он желал ее. Теперь Джолли понимал, что они созданы друг для друга. Не приходилось сомневаться, что Одри тоже понимает это.

Уверив себя в том, что утром они с Одри найдут общий язык и обо всем договорятся, Джолли крепко обнял молодую жену, уткнулся лицом в ее мягкие волосы и заснул блаженным сном.

Одри, рывком проснувшаяся перед рассветом, через секунду вспомнила все и тут же поняла, что это ей не приснилось. Но теперь тепло и наслаждение, которые они дарили друг другу под покровом ночи, собирались уступить место холоду и равнодушию наступавшего дня. Но Одри знала, что отныне все будет по-другому.

Инстинкт подсказывал ей, что согласие Джолли разделить с ней ложе ничего не значит. Это не было доказательством любви. Он сказал только, что желает ее. А это большая разница. Среди нежностей, которые он шептал, когда она лежала в его объятиях, не было трех волшебных слов. Нельзя, конечно, отрицать, что девять лет назад, когда она бросилась в его объятия, он не желал ее. А после ее прибытия в Луизиану он ясно дал понять, что и не желает. По крайней мере, не хочет долгой и прочной связи. Видимо, случившееся нынешней ночью было минутной слабостью. Он просто пожалел слабую, изголодавшуюся по любви женщину, которой считал ее, и решил подарить ей ночь незабываемого секса. Всем известно, что мужчины на такое способны. Жалеть одиноких женщин.

А жалость ей была не нужна. Ни от кого. Тем более от Джолли.

Нужно встать. И уйти от него. Немедленно.

Преодолев нерешительность, Одри бережно отвела в сторону обнимавшую ее руку и неслышно соскользнула с кровати. Мгновение она постояла в полутьме, едва дыша, глядя на него сверху вниз и пытаясь запомнить каждую его черточку — от пышных темно-русых волос до полных, слегка приоткрытых губ и щетины суточной давности, проступившей на подбородке. Ей хотелось запомнить его запах, его вкус и те чувства, которые он заставил ее пережить, когда они достигли пика любви. Эта ночь останется с ней навсегда.

Она любит его. Она знала это всегда. Но односторонней любви недостаточно. Когда-нибудь, в не столь отдаленном будущем, часть ее души возненавидит Джолли за отсутствие ответной любви, и этого она уже не переживет.

Одри слегка вздохнула, набралась решимости, тихо вышла из комнаты и спустилась по лестнице. Скоро рассветет. Если она поторопится, го до пробуждения Джолли успеет достать свои вещи из пикапа, вызвать такси и добраться до ближайшего аэропорта, откуда можно будет немедленно вылететь в Талсу. Она сделает это сию же минуту. Одри прилетела в Луизиану только из гордости и вернется в Оклахому, не потеряв ее. Но если она задержится здесь хоть на одно лишнее мгновение, это будет опасно. Вот почему она должна уйти от Джолли, ибо он способен причинить ей такую сердечную боль, о которой она даже не подозревала.

Одри прошла на кухню, вызвала такси, положила трубку и ушла через черный ход, плотно закрыв за собой дверь.

Она не осуждала Джолли за случившееся. В конце концов, она желала его не меньше, чем он ее. Честно говоря, наверное, даже больше. Как-никак, сказала себе Одри, вытирая внезапно навернувшиеся на глаза слезы, ведь это она побит его, а не он ее.

Прилетев сюда, она сделала ошибку. Но главной ее ошибкой было то, что она думала, будто самую сильную душевную боль ей причинил дед. Джолли Добсон сумел превзойти его.

Как ни глупо, она продолжала надеяться, что, когда Джолли вернется в плавни Абминга, клад будет его ждать. Все сокровища будут принадлежать ему. Что ж, он заслужил это. А ей не нужно ни цента. Никакое золото не вылечит ее разбитое сердце.

Джолли понял, что стряслась беда, как только открыл глаза. Одри больше не лежала в его объятиях. Она могла принимать душ в ванной или готовить завтрак на кухне. Но ее не было нигде, и он знал это. Она ушла от него.

Он чувствовал это. Сердцем. Кишками. Костями. Все тело ныло при мысли о том, что она оставила его. Вполне возможно, что он больше никогда ее не увидит.

В комнате еще витал ее запах. Ею пахли простыни, подушки и тело самого Джолли.

Он все еще видел ее лицо в тот момент — в тот волшебный, колдовской момент, — когда они были единым целым. Ее глаза были закрыты, голова откинута, спина выгнута дугой… В тот момент они были мужем и женой. Супругами.

Но она оставила его. В эту ночь он выдал себя с головой. Раскрылся. Сказал, что она нужна ему. Черт побери, он никому не говорил этого с самого детства. Сказал, что желает ее, как не желал никого другого. И все же этого оказалось недостаточно. Чего еще она хотела от него?

Он знал, что этим кончится. Так всегда бывает, когда ты пускаешь кого-то в свою душу. Знал, что она будет ждать от него большего. Но истина заключалась в том, что он уже отдал ей все. Если она хотела большего, то ей не повезло.

Джолли резко встал с кровати. В конце концов, он дал обещание старому другу и сегодня днем выполнит его. Завтра он передаст наследство Этелдред Эрону Залкинду, и пусть тот сам делает все остальное, включая звонок Одри и сообщение, что она может получить то, что по праву принадлежит ей. И тогда он будет свободен.

Именно к этому он стремился с самого начала. Но сейчас, когда он узнал, что такое любовь, жизнь без Одри казалась ему одинокой и бессмысленной. Теперь он тосковал по тому, по чему не тосковал прежде, и знал, что никогда не станет прежним.

Впервые в жизни Джолли захотелось пустить корни.

Теперь, когда он нашел, а затем потерял единственного человека, который мог помочь ему это сделать, утрата тяги к приключениям уже не удивляла его. За время, прошедшее с детства, он описал полный круг. У него ничего не было тогда, ничего нет и теперь. Не успев до конца осознать случившееся, Джолли уже чувствовал пугающее одиночество, похожее на то, от которого он страдал, будучи ребенком. Он начинал жалеть о выборе, который сделал много лет назад, когда был молод, глуп и считал себя непобедимым.