Сьюзен Уорт - Укрощение любовью

— Это Далила? — необдуманно спросила Габи, но, вспомнив сцену за завтраком, поспешно отвернулась, чтобы скрыть смущение.

— Нет, Далила в дальнем стойле. Несколько дней назад у нее родился маленький симпатичный жеребенок, и она не принимает посетителей, за исключением меня, конечно.

— Вы разводите лошадей, арабских, я полагаю? — быстро спросила Габи.

— Да, но скорее для собственного удовольствия, чем ради денег. Это что-то вроде моего хобби.

Габи скорчила гримасу.

— Хобби богатого человека. Рори всегда говорит… — Она резко оборвала себя, и Луис вопросительно приподнял бровь.

— Рори? Ах да, это тот воспитанный молодой человек. Так что же он говорит?

Габи вначале смутилась, но затем холодно произнесла:

— О, только то, что разведение лошадей подобно закрытию банковского счета: и то и другое приносит только убытки.

— Очень верное замечание… А, Карлос!.. — Появился грум, которому Луис быстро сказал что-то по-испански, и тот поспешил в один из загонов, откуда вернулся с кепи для верховой езды и парой кожаных ботинок.

Габи тепло улыбнулась груму. Тот придержат стремя, и она забралась на лошадь, как ей показалось, весьма удачно. Луис натянул свое кепи и вскочил в седло. Это легкое грациозное движение заставило сердце Габи затрепетать. Было очевидно, что перед ней искусный наездник. Интересно, существует ли такое дело, которое этот мужчина делает плохо? Впрочем, не мужчина, а просто ее кузен. Ей следовало бы привыкнуть и даже в мыслях использовать именно это определение, хотя между ними и нет кровного родства.

Габи натянула поводья, с силой стиснув коленями гладкие бока лошади. Она подумала, что не вынесет позора, если свалится и упадет прямо в пыль, а эти глаза цвета олова будут смеяться над ее неловкостью. Когда Луис выехал со двора, она пришпорила свою кобылу и решительно последовала за ним.

— Гасиенда называется «Маргарита», вторым именем моей матери, Елены Маргариты. — Мысль об этом не давала Габи покоя со вчерашнего дня. — Значит, гасиенда названа в ее честь?

Лошади Габи и Луиса шли рядом по узкой дороге между двух белых изгородей, за которыми пасся скот.

— Нет, Маргарита — это имя ее матери. Она и Рамон приехали сюда из города более пятидесяти лет назад, после того как поженились. Тогда здесь был непроходимый лес, а затем вот… — Он указал в сторону горизонта, где на фоне неба возвышались голубовато-зеленые деревья. — Они вместе возделывали эту землю. Конечно, у деда есть деловая хватка, но и бабушка работала с ним бок о бок до самой смерти.

— Когда это произошло?

— Когда Елена была еще ребенком.

— А сколько лет было вашему отцу? — спросила Габи после некоторой паузы. Тон Луиса не располагал к общению, но она вдруг почувствовала, что ей нужно как можно больше узнать о своей семье, про которую она ничего не знала.

— Семь. — Голос Луиса был лишен какого-либо оттенка. — Она умерла от желтой лихорадки.

— О, я не знала.

Луис пристально посмотрел на нее.

— Елена тебе ничего об этом не говорила?

— Нет, ничего. Она никогда не упоминала о своей семье. — Габи прикусила губу. — Бедный дедушка. Потерять двух детей в совсем молодом возрасте. Удивительно, как он смог все это пережить.

— Не думаю, чтобы он смог когда-либо полностью с этим смириться. Но вы же видели его, он борец. Последние сорок лет посвятил своему имению и сделал его таким, каким вы видите его сейчас.

— Сельское хозяйство — ваше семейное дело?

Луис пожал плечами.

— За последние несколько лет, после того как он с большой неохотой, конечно, передал мне дела, я вкладывал деньги в разные отрасли: в бокситные месторождения, в издательское дело — мы купили несколько газетных и журнальных концернов в Латинской Америке и Соединенных Штатах. Ну и в недвижимость, конечно.

— Конечно. Отсюда и ваша дружба с Питером Троятом, моим домовладельцем, — натянуто произнесла Габи.

— Верно. — Луис спокойно посмотрел на нее. И поскольку они проезжали мимо группы мужчин, грузивших сахарный тростник на тракторный прицеп, он придержал лошадь и перекинулся с рабочими несколькими словами.

После того как они тронулись дальше, Габи спросила:

— Что они вам сказали?

— Похоже, хороший урожай. — Он резко повернулся в седле. — Почему ваша мать не научила вас испанскому?

— Точно не знаю, — уклончиво ответила Габи, — думаю, что после дедушкиного письма она решила порвать со своей семьей и поэтому никогда не говорила по-испански, даже со мной. Она порвала со своим прошлым.

— Но вы ведь все-таки собирались восстановить эти связи.

Габи сначала покраснела, потом побледнела, причем не столько от самих слов, сколько от тона, которым они были произнесены.

— Что вы имеете в виду?

— Я думаю, это очевидно. — Он улыбнулся неприятной улыбкой. — Вы — честолюбивая молодая женщина, достигшая в своем деле успеха. Но, безусловно, крупное финансовое вливание наличными вам бы не повредило?

Руки Габи так крепко сжали поводья, что они врезались в ее ладони.

— Позвольте мне вам сказать…

— Нет, это вы позвольте мне вам сказать. У меня много планов относительно имения «Маргарита». Но в эти планы не входит сооружение массажных кабинетов для утомленных бизнесменов.

— Да как вы смеете?! — Лошадь Габи мотнула головой и метнулась в сторону, словно разделяя негодование своей хозяйки. С трудом справившись с лошадью, Габи продолжила независимым тоном: — Как вам хорошо известно, я не принадлежу к массажисткам подобного рода. У меня вполне респектабельная клиника. Луис небрежно пожал плечами.

— Ну, если вы на этом настаиваете.

— Да, настаиваю. И успехом, которого я достигла в своей жизни, я обязана только себе. Если вы думаете, что мне нужен хотя бы пенни от доходов с поместья «Маргарита», то вы… вы очень ошибаетесь. — Габи задохнулась от нахлынувшего на нее негодования.

— Тогда зачем было связываться с посольством?

— Я не собиралась приезжать сюда. Кстати, позвольте вам напомнить, что вы едва ли не силой вытащили меня. И я готова в тысячный раз повторить, что просто хотела узнать… — Тонкие губы Луиса насмешливо изогнулись, и Габи ударила кулаком по луке седла. — Вы можете верить или не верить, но я даже не знала, живы ли вы, не говоря уже о том, каково ваше материальное положение.

— Итак, это были исключительно сентиментальные причины?

— Если хотите, да!

— Какая новость! А я и не знал, что членам нашей семьи присуща подобная сентиментальность…

— Но это совсем другое дело! — укоризненно воскликнула Габи. — Вы же не сказали мне, кто вы такой!

Луис пожал плечами.

— Мне показалось, что вам нравится относиться ко мне как к посыльному вашего деда.

Габи уже успела пожалеть о своей насмешке, которая, должно быть, нанесла удар по его самолюбию. Да и тон Луиса говорил, что она еще не сполна заплатила за свои слова… Но она не позволит подчинить себя.