Олесь Бенюх - Джун и Мервин. Поэма о детях Южных морей

— Теперь и я, кажется, вспомнила. Ведь это он с богатой пакеха из Карори бегал? Собака еще у него препротивная была — такса не такса, бульдог не бульдог. Плюгавая и злющая…

— Бегал, бегал, да и убежал во Вьетнам! — заметила маорийка…

— Ладно, подождем. Сейчас Стелла заявится. Все и прояснится…

Ночь Мервин провел в «холдене». Не спалось. Мимо машины то и дело проходили, обнявшись или держась за руки, парочки — набережная была любимым местом встреч и прогулок. На причале у морского вокзала стоял английский теплоход. Все палубы его были расцвечены иллюминацией. Начались праздничные туристические круизы.

Вокруг «холдена» крутился какой-то пес. Низенький, с длинной мордой и отвислыми чуть не до самой земли ушами. Он добродушно вилял обрубком хвоста. Мервин тихонько позвал его:

— Иди сюда, пес!

Но, как только Мервин протянул к окну руку, намереваясь погладить пса, тот отскочил в сторону, стал лаять. Кто-то прикрикнул на него из темноты, и пес убежал на голос хозяина. «Гюйс, где ты сейчас, мой славный малыш? — подумал Мервин. — Наверно, забыл меня совсем?» Он представил себе Гюйса на сиденье рядом с собой — черно-белый живой комочек норовил дотянуться до окна, настораживал уши, тыкался мокрым носом в ладонь. Сразу стало веселее, уютнее…

В первый же вечер по возвращении в Окланд Мервин попал на традиционный ежегодный обед Ассоциации ветеранов.

— У нас здесь по-солдатски, по-простецки. — Увидев, что он одиноко сидит в коляске в стороне от всех, к нему подошел мужчина средних лет. — Вы что пьете?

— Все, — коротко ответил Мервин.

Через минуту мужчина появился с двумя стаканами, в которых лежало по куску льда. Под мышкой он держал бутылку «Джони Уокера». Налив стаканы почти до краев, он протянул один Мервину, приподнял свой и с коротким возгласом:

«Счастливого рождества!» — выпил его до дна. Закусив куском индейки, представился:

— Рэй Тэйлор, капрал, Вьетнам, ранение в ногу и дважды в грудь.

— Благодарю, — сказал Мервин. — И давно оттуда?

— Полтора года.

Рядом с ним появилась стройная шатенка, синеглазая, ярко накрашенная. Поцеловала Тэйлора в щеку, взяла под руку.

— Тина, моя невеста, — представил ее тот. — А это парень, о котором нам с тобой говорили.

Тина молча оглядела Мервина. Он хотел спросить, кто и что о нем говорил, но не успел.

— Вечная невеста, — сказала она, невесело улыбаясь. — До его поездки во Вьетнам, во время и после я все еще его невеста…

— А что? — засмеялся Тэйлор. — По-моему, отличное состояние. Как у астронавта невесомость!

Тина взяла у него пустой стакан, налила немного виски, выпила с отвращением.

— Вот всегда так. — Тэйлор состроил гримасу. — Пьет как отраву, смотреть тошно.

— Только первые три, — запротестовала девушка, наливая себе еще. — Только первые три…

— Ладно уж, — примирительно сказал Тэйлор. — Пойду принесу жратву.

— Мистер Тэйлор… — Мервин отхлебнул виски. — Он где-нибудь служит? Или у него свой бизнес?

— Мистер Тэйлор служит?! — удивленно переспросила Тина, и по ее тону Мервин понял, насколько смешным показался ей его вопрос. — Мистер Тэйлор…

— Я здесь, здесь, — проговорил тот, протягивая Тине и Мервину тарелки с сандвичами. — О чем идет речь?

— Он спрашивает, не служишь ли ты? — сказала Типа.

— Ах это! — Тэйлор махнул рукой. — Слушай, нет возражений называть друг друга по имени? Так вот, дорогой Мервин, я служу — преданно и беззаветно — лошадям!

— Да, Рэй отслужил ее величеству королеве и теперь служит ее величеству лошади, — сказала Тина. — И служит воистину преданно!

— Она ревнует меня к лошадям, — проговорил Тэйлор. — А лошади эти кормят и меня и ее. И даже поят. И даже счета на бриллианты, которые моя невеста носит на пальчиках, в ушах и на шее, оплачивают без особых возражений. Ты когда-нибудь на скачках играл, Мервин?

— Нет, — признался тот. — Был раза два еще ребенком с отцом на ипподромах. Вот и все мое знакомство со скачками.

— Быть этого не может! — вскричал Тэйлор. И тут же понизил голос почти до шепота: — Считай, что тебе фантастически повезло. Я, Рэй Тэйлор, посвящу тебя во все тонкости и хитрости скачек! За один день ты сможешь выиграть тысячу, пять, десять тысяч долларов!

— Но могу и проиграть, — возразил Мервин.

— Проигрывают идиоты и невежды! В скачках, как и в любом другом бизнесе, только прирожденный олух будет делать ставку в надежде на одно везение. Великая наука и тяжкий труд — вот что такое скачки!

— А почему именно меня решил ты посвятить в эту великую науку? — Мервин улыбнулся.

— Почему тебя? — переспросил Тэйлор, жуя сандвич. — Хотя бы потому, что ты прошел сквозь тот же вьетнамский ад, что и я! И потом… ты веришь в мужскую дружбу с первого взгляда? Не в любовь к женщине — это гроша ломаного не стоит! Нет, именно в мужскую дружбу?

— Не знаю, — сказал Мервин.

— За дружбу ветеранов! — Тэйлор поднял свой стакан, посмотрел в глаза Мервину.

В половине одиннадцатого они перебрались в один из портовых ресторанов. Свободных столиков не было. Но новые знакомые Мервина знали здесь всех, и спустя несколько минут они уже сидели в отдельном кабинете. Ни есть, ни пить никому не хотелось. Однако блюда сменялись блюдами и вина винами.

Вопреки правилам официант принес бутылки коннектикутского кукурузного виски «Бурбон», лондонского джина, окландской водки «Борзой». «Вообще-то крепкие напитки подаются только в баре», — улыбнулся он, подхватил брошенную Тэйлором пятидолларовую бумажку, поклонился, исчез.

Рэй пьяно улыбался, цедил «Бурбон» на льду, лениво заедал жирными устрицами.

— Мервин, ну почему ты не ухаживаешь за моей невестой? — капризно спрашивал он, выдавливая сок из ломтика лимона на устрицу и ловко подхватывая ее деревянной палочкой. — Тина обожает мужское внимание!

Синие глаза Тины стали почти черными, на бледной коже шеи проступила нежно-голубая жилка. Мервин сосредоточенно изучал содержимое своего стакана. Ему казалось, что он сидит в этом ресторане целую вечность. Этот Рэй, эта Тина — кто они, откуда? Не все ли равно…

На эстраде выступала аргентинская труппа. Дородная певица закатывала глаза, горячо шептала в микрофон о бурных ласках южанок. Ритмичные танцоры — «прямые наследники братьев Александер» — исполняли свои номера старательно и бесталанно. Потом появился пожилой жонглер в потертом трико. Завершив кое-как несложные манипуляции с булавами и мячом, он трижды безуспешно пытался удержать на лбу шпагу, на острие которой находилась вращавшаяся тарелка со стаканом воды. Так и не добившись успеха, он удалился, беспомощно улыбаясь и кланяясь. Публика проводила его дружными аплодисментами.