Светлана Демидова - У каждого свое проклятье

* * *

Все утро, до обеденного времени, Марина провела бродя по окрестностям села Колтуши. Места оказались на удивление красивыми. Село стояло на берегу неширокой речки, название которой Марина не знала. К ее водам склонялось с десяток старых развесистых ив, самым натуральным образом купающих в ней свои ветви с узкими серебристыми листьями. Храм отца Дмитрия тоже отражался в воде реки. Марина сознательно обходила его стороной. Что ей делать внутри него? Она была в церквях различных конфессий раза три от силы и то только во время познавательных экскурсий по Петербургу. Прабабушка Маруся, приехав в гости к их семейству, однажды взялась погулять с маленькой Мариной, да и окрестила ее вопреки воле родителей. Нонна, которая в тот день была в детском саду, так и осталась некрещеной, но и Марина, воспитанная в атеизме, к религии была глуха. Она и самого обряда крещения совершенно не помнила, поскольку во время его исполнения ей было всего-то года два. Свой крестильный крестик она никогда не носила и даже не помнила, где он находился.

Устав и проголодавшись, Марина двинулась к домику отца Дмитрия. Уже взялась за потемневшую от времени ручку калитки маленького подворья, как вдруг неожиданно для себя повернула назад и зашагала к храму. Да! Она должна посмотреть, где этот странный человек служит, где его, так сказать, место работы…

В центральном помещении маленькой церкви, названия которого Марина не знала, было пустынно. Служба уже кончилась. Ей показалось, что в нем не было ни одного человека, но потом, оглядевшись, Марина увидела женщину в белоснежном платке на голове. Женщина что-то делала со свечами, увязанными в пучки. Не зная, как себя повести, Марина кивнула ей приветственно. Женщина почтительно ответила и подошла к посетительнице, так и держа в руках пучок тонких длинных свечей. У нее оказалось приятное свежее лицо и лучистые серые глаза.

— Вы хотите свечу поставить или так просто зашли… посмотреть? — спросила она.

— Я… я не знаю… — замялась Марина. — Я редко бываю в церкви, а потому… всегда теряюсь…

— Ну и напрасно. Церковь — это такое место, где теряться не надо. Бог, он принимает нас такими, каковы мы есть.

— Но ведь существуют какие-то правила… условности…

— Конечно, определенные правила есть, но, поверьте, они легко войдут в сердце, если захотеть. А сейчас вы можете поставить свечу возле любой понравившейся вам иконы. Вот где вас толкнет в сердце, там и ставьте.

Женщина вытащила из пучка свечу и протянула Марине. Та засуетилась, пытаясь достать из кармана деньги.

— Не надо сейчас, — отмахнулась женщина. — Потом пожертвуете на нужды храма, если захотите. Ну, какая икона вам больше всего глянется?

Марина осмотрела маленькое помещение и выделила один лик в алом одеянии. Судя по покрывалу на голове, на иконе была изображена женщина. В ее плечи впивалось что-то вроде шпажек или кинжалов. Марина насчитала их целых семь штук.

— Кто это? — тихо спросила она женщину.

— Это старинный список с иконы Божией Матери под названием Семистрельная. Отец Дмитрий недавно привез. Кто-то ему подарил. Вообще-то у нас церковь Святого Николая Чудотворца. Вон его образ висит по правую сторону перед алтарем. Но раз приглянулась Богоматерь Семистрельная, так к ней и пойдемте.

— Семистрельная… — повторила удивленная Марина. — Это, значит, стрелы… А почему вдруг стрелы? И почему она без младенца?

— Разные есть изображения Богоматери. Вы свечу-то поставьте и помолитесь.

— Помолиться… — совершенно растерялась Марина и чуть не уронила свечу. — Я… я не умею…

— Ну тогда я… А вы послушайте и… поймете, как можно трактовать стрелы, терзающие Богоматерь.

Женщина помогла Марине возжечь свечу и, встав позади нее, заговорила особым, отрешенным голосом:

— Умягчи наша злая сердца, Богородице, и напасти ненавидящих нас угаси, и всякую тесноту души нашей разреши, на Твой святый образ взирающе, Твоим страданием и милосердием о нас умиляемся и раны Твоя лобызаем, стрел же наших, Тя терзающих, ужасаемся. Не даждь нам, Мати Благосердная, в жестокосердии нашем и от жестокосердия ближних погибнути…

Женщина еще что-то говорила, но Марина, глядя на алые одежды Богоматери, уже погрузилась в собственные мысли. Она думала о том, что отец Дмитрий понимает все эти премудрости, может попросить Богоматерь, чтобы она помогла ему разрешить тесноту души… А что же она, Марина? Разве ей может что-нибудь помочь, если душа у нее черным-черна? Она уже двух мужей похоронила, а сама — жива-здоровехонька. Таких, как она, кажется, называют черными вдовами. Она черная и есть. Чуть больше года назад похоронила Алексея, которого любила, а теперь вдруг бесстыдно загляделась в синие очи отца Дмитрия. Видно, вечно ей жить с теснотой души…

Женщина между тем закончила читать молитву. Марина обернулась к ней и беспомощно проговорила:

— Мне никогда такого не запомнить.

— А вы можете повторять всего несколько строк, — улыбнулась она. — Вот, например: «Господи, Господи, избави нас от всякия стрелы, летящие в нас во все дни!» А можно еще проще: «Господи, прости и сохрани меня грешного».

— Говорят, что можно еще поставить свечи за упокой… Как это?

— А это вон туда, к Распятию.

Когда свечи за упокой душ погибших Епифановых были поставлены, женщины отошли от икон к выходу из церкви.

— Вы, наверно, Ольга Викторовна и есть? — спросила Марина. — Мне о вас отец Дмитрий рассказывал.

— Да, я Ольга. А то, что вы Марина Евгеньевна, я тоже поняла. У нас тут редко увидишь новое лицо. Значит, увезете от нас отца Дмитрия…

Свежее лицо Ольги подернулось печалью.

— Ненадолго, — улыбнулась Марина. — Уладим кое-какие дела, и он вернется.

— Не-е-ет… — протянула женщина, поправила головной платок, из-под которого выбилась кудрявая белокурая прядка, вздохнула и повторила: — Увезете… Навсегда… Или, может быть, сами у нас останетесь?

— Я? Остаться? — удивилась ее словам Марина. — Нет! Что вы! У меня в Петербурге дети, работа… и вообще… Зачем мне здесь оставаться?

— Затем, что отец Дмитрий… он тяжело живет… одиноко… Может, мается чем-то… Многие наши женщины не прочь были бы матушкой заделаться, но ничего не получилось. Знать, вас он ждал, Марина Евгеньевна! Видно, знал, что приедете!

— Что вы такое говорите, Ольга! — вспыхнула Марина. — Мы вчера увиделись с отцом Дмитрием первый раз в жизни! Я приехала к нему по важному делу. Он мне дальний родственник… по мужу…

— Так вы, значит, замужем? — спросила Ольга, и Марине показалось, что она обрадовалась этому сообщению. Тоже, наверно, имела виды на священника.

— Я… я вдова… — ответила ей Марина, и лицо женщины опять потухло.