Светлана Демидова - У каждого свое проклятье

— Что вы от меня хотите?

— Мы хотим, чтобы вы рассказали нам все, что связано с Татьяной и… вашим теперешним процветанием, — отозвался отец Дмитрий. — Никто не собирается у вас отбирать дом или машину. Мы пришли за информацией. Нам нужно знать, о каких драгоценностях беспокоилась Татьяна! О каких таких цацках она постоянно говорила?

— О цацках… — совершенно не удивился Пирогов.

— Конечно, о цацках, а не о цыпках! И вы это наверняка знали, в отличие от вашей жены. Или она тоже в курсе?

— Нет, что вы… Машенька ничего не знала… Она, светлая душа, не смогла бы притворяться. Собственно, все и было-то ради нее. Люблю я ее очень… Детей нам Бог не дал. Маша для меня все…

— Подождите, — остановила разговор Марина. — Вы уверены, что сможете говорить? Все-таки выглядите как-то не очень…

— Смогу, — кивнул Пирогов. — Я всегда знал, что когда-нибудь придется… Сами, поди, знаете, как веревочке ни виться… В общем, с Иваном Толмачевым, вашим, Саша, отцом, мы были знакомы с детства. Жили в одном дворе. Он старше меня на шесть лет, но наша дворовая компания была разновозрастной, и эта самая разница в возрасте нам ничуть не мешала. Ну сначала были всякие «казаки-разбойники» и футбол на пустыре за домами, потом гитара и папиросы «Беломорканал», а потом мы с ним влюбились в одну и ту же девушку… в Лидочку… Да-да… В Лидочку, вашу, Александр Иванович, покойную матушку. У Ваньки преимуществ было больше. Разница в возрасте в тот момент играла против меня. Он уже успел отслужить в армии, носил жутко узкие брюки… в общем, пижонил… Ну и Лидочка, как вы понимаете, досталась ему. Я страшно переживал, написал ей кошмарное письмо, что, мол, покончу с собой и все такое, если она не придет туда-то и туда-то тогда-то и тогда-то… Я и сам не верил в то, что писал. Молодой был и больше играл, чем действительно намеревался умереть от безответной любви… Да-а-а… А Лидочка пришла… испугалась, что и впрямь руки на себя наложу. А я, как увидел ее, так сразу же вытащил из кармана лезвие и театрально так собрался полоснуть себя по венам. Сейчас скажу вам, как на духу: не полоснул бы, но Лидочка испугалась до синевы в лице. Мы стали бороться… оба с ней перерезались этим дурацким лезвием, утонули в крови, слезах, соплях… В общем, прости, Александр, но тогда бедная Лидочка вынуждена была отдаться мне… Из жалости! Только лишь из жалости и от страха за мою жизнь! Она любила Ивана и довольно скоро после этого события вышла за него замуж. Да и я… как только с ней… в общем, как рукой сняло все мое сумасшествие, а потом Машеньку встретил, единственную мою настоящую любовь…

— То есть… не намекаете ли вы на то… — приподнялся со своего места Александр, — что Татьяна…

— Я тебе, Саша, скажу так: когда Татьяна совсем, уж прости за это слово, озверела и стала на людей кидаться, в частности на тебя, Иван явился ко мне сюда, в Прибытково, и попросил забрать ее к себе. Мы с Машей и тогда жили в довольно большом частном доме, где ее можно было изолировать в отдельной комнате. Разумеется, я решил, что Толмачев свихнулся. Какой нормальный человек ни с того ни с сего будет предлагать взять к себе буйную сумасшедшую, которая на людей кидается! У нас с Машей детей не было, но лучше уж завести злющую кавказскую овчарку, чем связываться с умалишенной. И тогда, в ответ на мое заявление о кавказской овчарке, Иван сказал, что Татьяна моя дочь, а он и так с ней уже намыкался. Что, дескать, терпел бы ее и дальше, если бы она не трогала сына. Да-да… Саша, я тогда… вот совсем как ты… челюсть отвесил… Но почему-то сразу поверил. Мне и так стыдно было за то, на что я хитростью заставил пойти добросердечную Лидочку. А Иван, видя мое смятение, тут же стал предлагать деньги. Большие деньги… Да что там, вы и так видели договор… Но я скажу, уход за Татьяной того стоил… Мы с Машенькой тоже натерпелись…

— А как же… как же Мария Петровна-то согласилась? — удивилась Марина.

— Ну… во-первых, я ей признался, что Татьяна моя дочь. Вернее, это во-вторых… Во-первых… Вы же видели Машеньку! Это же добрейшей души человек!

— Хотите убедить нас в том, что сумма договора существенной роли не сыграла? — усмехнулся Александр.

— Не хочу… — покачал головой Константин Макарович. — Деньги нам тоже были нужны. Дом, в котором мы тогда жили, был еще прадедов, ветхий. Надо было либо отстраивать его, либо копить на квартиру. Так что деньги пришлись очень кстати. Мы сразу начали строиться. А с Татьяной намучились ужасно. Она же чужих людей не переносила. Пока она к нам привыкла, мы с Машей расцарапанными ходили, будто у нас дома жила стая диких кошек или бенгальский тигр.

— А почему вы не уговорили Ивана Толмачева отдать Татьяну в какое-нибудь медицинское учреждение? — опять спросила Марина.

— А вы отдали бы свою дочь? — усмехнулся Константин Макарович. — Особенно… если другой у вас нет… К тому же мы видели, что она бывала и вполне разумна, особенно если рядом привычная обстановка и знакомые люди. Да и…

— Хорошо! — перебил его Александр. — С Татьяной все более или менее ясно! А что вы можете сказать про драгоценности?!

— Ничего тебе не ясно! — разъярился вдруг Пирогов, и его лицо опять стало покрываться нездоровой краснотой. — В один прекрасный день мне пришлось посмотреть Татьянины документы. И знаешь, что я там увидел?

— И что же там такого можно было увидеть? — саркастически спросил Александр, откинулся на спинку стула и даже скрестил руки на груди.

— А увидел я год рождения Татьяны и понял, что никоим образом не мог быть ей отцом!

— Как… — проронил Толмачев, и его руки безвольно упали вниз.

— А вот так! Надул меня Ванька! Ты уж прости, Саша, но для меня он всегда был Ванькой. Мы с ним в одном дворе… Впрочем, я об этом уже говорил…

— Нет… не может быть… — отмахнулся Александр. — Ну… про отца я ничего не могу в этом плане сказать, а мама… она не пошла бы на такой ужасный подлог!

— Да! Ты прав! Лидочка не могла бы! Она и от дочери отказалась только лишь из страха за тебя! Она была убеждена, что Иван уговорил нас взять к себе Татьяну за большое вознаграждение. Уж она-то точно знала, чья она дочь! Кстати, о деньгах! Я Ивана спрашивал, откуда у него такие шальные деньги. Он сказал, что достались в наследство от матери, а той, дескать, от родителей. Поскольку мы, как я уже в третий раз повторяю, жили в одном дворе, я очень хорошо помню его мать, тетю Дусю. Она всю жизнь ходила в одном и том же платье и в темненькой косынке на голове. Разве что подпольной миллионершей была… В общем, я потребовал забрать Татьяну, поскольку она мне, как выяснилось, никакая не дочь. Потом это уже абсолютно точно было подтверждено медицински. У меня вообще не может быть детей. К сожалению… А Иван тогда кочевряжился, уверял, что Лидочка ему рассказывала, как я ее насиловал. А я знал, что она не могла такого говорить. Она могла сказать только правду. Я, конечно, тогда был не на высоте, но не насиловал… это уж точно… Да и не сумел бы, мальчишкой совсем был. В общем, мне пришлось пригрозить Ивану, что расскажу Лидочке, каким образом у нас оказалась Татьяна.