Светлана Демидова - У каждого свое проклятье

— Вот она всегда так! — зло заметила Полина, и стало ясно, что дочка Антонины надоела ей хуже горькой редьки. — Вы уж тут с ней сами… как-нибудь… а у меня… видели… тесто… Перестоится еще… Да и вообще… некогда мне…

Безнадежно махнув в сторону девочки полной рукой, Полина отправилась поближе к своему тесту. Марина подождала, пока она скроется из вида, и попросила отца Дмитрия достать из сумки шкатулку Пелагеи. Тот недоуменно пожал плечами, но шкатулку все-таки достал. Пока Марина молча искала среди драгоценностей маленькие золотые сережки с красными камешками, которые приглянулись ей еще в спальне бабушки Бориса, Натка сидела все так же, отвернувшись от гостей и заложив руки за спину. Найдя серьги, Марина подсела на диван к девочке и сказала:

— Наташа, посмотри, пожалуйста, что мы тебе еще привезли, кроме шоколадки.

Девочка не шелохнулась, и Марине пришлось продолжить:

— Это такие камешки драгоценные… Я думаю, что они называются рубинами. У тебя будут сережки, как у маленькой принцессы!

На слове «принцессы» плечико девочки дрогнуло. Марине пришлось еще раз повторить:

— Посмотри, пожалуйста!

Натка чуть повернула голову и бросила быстрый взгляд на Маринину ладонь. То, что на ней лежало, девочку все же заинтересовало, она наконец повернулась и с восхищением уставилась на серьги. Марина молчала, и Натке пришлось что-нибудь сказать. Слабым тихим голоском она спросила:

— Это что?

— Я же сказала: сережки. Хочешь, я вдену их тебе в ушки?

— Тетя Поля заругает.

— Не заругает. Сережки тебе оставила бабушка.

— А где она? — спросила Натка, не отрывая зачарованного взгляда от сережек.

— Бабушка, к сожалению, уже умерла, но, когда еще была жива, эти сережки просила непременно тебе передать, если мы вдруг с тобой встретимся. Давай я тебе их вдену.

Девочка, напряженно улыбаясь, подставила свое сильно порозовевшее ушко. Марина вытащила из него легонькую гигиеническую сережку и вдела красный камешек. Потом вставила новую серьгу и в другое ушко Натки.

— Не тяжелые? — спросила Марина.

— Нет… — еле выдохнула девочка, боясь пошевелиться.

Марина оглядела комнату, нашла зеркало, висящее на стене у дверей, подвела к нему Натку и сказала:

— Погляди, как красиво! Тебе нравится?

Девочка кивнула со счастливым лицом. Тут к ней приблизился отец Дмитрий с шоколадом и спросил:

— Может быть, шоколадку все же возьмешь?

Натка протянула руку к яркой плитке и в свою очередь спросила:

— Тоже от бабушки?

Отец Дмитрий рассмеялся:

— Нет, это от нас с Мариной Евгеньевной.

Девочка наконец широко улыбнулась. Отец Дмитрий взял ее на руки и сказал:

— Ну а теперь, Натка, рассказывай, как живешь.

— Хорошо живу, — еле слышно пробормотала девочка.

Дмитрий сел на диван, посадил ее к себе на колени и спросил:

— Подружки-то у тебя есть?

— Нет.

— А почему?

— Не знаю…

— Ну а с братьями дружишь?

— С Петькой-Колькой-Витькой? — скороговоркой уточнила Натка.

— С ними самыми!

— Нет. Они больно щиплются и дразнятся.

— И как же они дразнятся?

— Они дразнятся Мишкиной девкой… и приблудком…

Отец Дмитрий вскинул вмиг потемневшие глаза на Марину. Она сочувственно покивала.

— Ну а где сейчас эти братцы, которые дразнятся? — опять спросил девочку Дмитрий.

— Так в школе же, — ответила Наташа, и взрослому человеку осталось только сказать:

— Ах да… — и выдавить из себя очередной вопрос: — А ты в школу хочешь?

— Нет, — все так же односложно ответила девочка.

Отец Дмитрий догадывался, что может ответить Натка, но все же спросил:

— Почему?

И Наташа дала тот ответ, которого он и ожидал:

— Там Петька-Колька-Витька…

— Ну, как вы тут? — раздался голос зашедшей в комнату Полины. — Слышу, все ж таки разговорились… — Она увидела зажатый у девочки в руках шоколад и спросила ее: — Ты хоть гостей-то поблагодарила за гостинец?

Натка быстро кивнула, а Марина поспешила добавить:

— Мы ей серьги привезли от бабушки. Вдели уже…

Полина, сощурившись, оглядела Наткины ушки и спросила:

— Никак золотые?

— Золотые, — согласилась Марина.

— Так куда они ей сейчас? Только уши оттягивать!

— Ничего… пусть немножко походит. Устанет — снимите. Только уж уговор: серьги эти Наташины. Даже если ей сейчас тяжело будет носить их долго, пусть лежат для нее, пока не вырастет.

— Само собой, — ответила Полина, но Марина поняла, что она их снимет с девочки, как только они с отцом Дмитрием уйдут, и, скорее всего, никогда ей не отдаст.

* * *

Из дома сестры Антонины Голубевой Марина с отцом Дмитрием вышли в самом дурном расположении духа.

— Нельзя оставлять Полине драгоценности, — сказал Дмитрий. — Они с мужем их непременно продадут, а деньги пойдут на хозяйство да на Петьку-Кольку-Витьку.

— Да-а-а… — протянула Марина. — Хорошо, если «Мишкиной девке» перепадут хоть жалкие крохи.

— Крохи-то, конечно, перепадут. Они же не морят девчушку голодом, и одета она во все чистое.

— Но не любят.

— Не любят. Но понять их можно. У них своих трое, а тут лишний рот навязали…

— И что же нам делать с украшениями, отец Дмитрий? — спросила Марина в отчаянии. — Я ни за что не повезу их обратно!

— Я поговорю с отцом Николаем. Может быть, частично их сможет принять церковь, как приняла серебряную утварь, а другую часть — сохранить до совершеннолетия Наташи.

— А как с… проклятием? — не без труда проговорила Марина.

— Мы договорились на завтра с отцом Николаем… Вечером, после службы, сделаем все, что в наших силах. Но… Марина Евгеньевна, вам, всем Епифановым, придется еще потрудиться…

— Потрудиться?

— Да. Неустанно молиться надо о тех, кто совершил этот грех, пожертвования делать на благие дела, в монастырь, к старцам, хорошо бы съездить и стараться жить… праведно…

— Вот это труднее всего, — невесело усмехнулась Марина, подумав: «Я первая среди Епифановых грешница и есть». — Да и молиться не умею.

— Не так уж это трудно, а особенно если ради детей…

— Да, вы правы, — уже твердо сказала Марина. — Ради детей можно пожертвовать всем. — И она решительно отвела взгляд от синих глаз отца Дмитрия.

* * *

Марина сидела в чистенькой комнатке, застеленной полосатыми половиками, и ждала отца Дмитрия из церкви. Они с местным священником должны были произвести какой-то особый молебен. Марине казалось, что она должна почувствовать, как с плеч спадет тяжесть и сразу станет легче дышать, но почему-то не только не чувствовала облегчения, а, наоборот, нервничала все больше и больше. Устав бросать бесконечные взгляды на часы, она решила прогуляться. Не к церкви, а в другую сторону и подальше. Чтобы потом, когда вернется в дом, можно было уже застать отца Дмитрия с радостной вестью.