Элизабет Лоуэлл - Незабудка

— Сколько понадобится для чего?

— Для выяснения, что…

Раф резко оборвал Боба на полуслове.

— Столько, сколько будет нужно, чтобы убедить пижонов, что Разбитая Гора — хорошее место для отдыха и сюда стоит присылать клиентов. Я прав, Бурдетт?

Боб заскрежетал зубами.

— Прав, — ответил он, усердно сворачивая одежду. — Я очень рассчитываю на твое, сестренка, кулинарное мастерство, чтобы расположить их к себе.

— Но… — начала было Алана.

— Никаких «но», — неожиданно произнес Боб. Его темные глаза смотрели на Алану каким-то новым взглядом, полным обожания и зрелости.

— Сестренка, ты нанялась на работу на продолжительное время. Свыкнись с этой мыслью. Никакой спешки на сей раз, что бы ни случилось. Мы этого не допустим. Я прав, Раф?

— Прав, — произнес Раф, прищурившись. — Ты делаешь первые успехи, Бурдетт.

— А кувалды что-то не видно, — развел руками Боб, широко улыбаясь.

Раф посмотрел на Алану и заметил ее расстроенный взгляд.

— Переоденься, пожалуйста, — произнес он, выходя в коридор. — Завтрак остывает.

Боб, застегнув дорожную сумку, направился к двери. Ошеломленная Алана осталась в комнате одна.

— Сестричка, поторопись. Как говорил отец, нельзя заставлять горы ждать.

Фраза из далекого детства заставила испытать приятное ощущение от прошлого. Алана вспомнила свою первую поездку на Разбитую Гору. Ей было тогда девять лет, и ее переполняло чувство гордости от того, что они вдвоем с отцом отправились в горы на рыбалку. Это было прекрасное время, заполненное пламенем костров и бесконечными беседами под безмолвную симфонию красок мерцающих высоко над головой звезд.

В последний раз, когда они с Джеком поехали в горы, все было совсем иначе.

Шесть дней выпали из памяти.

Шесть пустых дней, отравляющих воспоминания о прошлом, отравляющих каждый день и само ее существование. Разбитая Гора нависает над ней с жестокой настойчивостью в ожидании чего-то.

«Чего? — подумала Алана. — И моей смерти тоже?»

Нельзя заставлять горы ждать.

Вздрогнув, она отогнала подобные мысли, быстро переоделась и спустилась вниз. Еда не прельщала ее. Она прошла мимо столовой, откуда раздавался смех и незнакомые голоса Стэна и женщины, с которой Алана еще не встречалась. Она не была настроена увидеться с Джанис Симпсон прямо сейчас.

Алана на цыпочках пробралась к входной двери и свернула к конюшне, где в терпеливом ожидании стояли верховые лошади.

Их было пять, выстроившихся в одну линию у стойки. Великолепный красавец-жеребец, две пары симпатичных гнедых с переливающейся коричневой шкурой, а еще черная как вороново крыло кобыла и огромный, серый в яблоках мерин.

Алана подошла к вороной кобыле, задержалась на минутку, позволив бархатной морде ткнуться ей в плечо и обнюхать. После того как лошадь благосклонно отнеслась к присутствию Аланы и успокоилась, Алана провела рукой по ее мускулистым ногам, подняла каждое копыто и внимательно осмотрела подковы: не застрял ли там камешек, не выпал ли из какой подковы гвоздь.

— Отлично, Сид, — одобрила Алана, закончив осмотр последнего копыта и выпрямляясь. — Ты готова к этому долгому восхождению и скользкому опасному откосу в конце пути?

Сид фыркнула. Проверяя подпругу и длину стремени, Алана что-то ласково нашептывала и не услышала приближения Рафа.

— Хорошая лошадь, — заметил он ровным голосом.

Алана осмотрела уздечку, немного отступила назад, чтобы полюбоваться вороной красавицей.

— Сид — прелесть, но самое чудесное в ней то, как она скачет, — сказала Алана. — Она играючи преодолевает эти горные тропы.

— Сид? — сдержанно спросил Раф.

— Уменьшительное от Обсидиан, — пояснила Алана, занимаясь уздечкой. — Знаешь, блестящее черное вулканическое стекло.

— Я знаю, — ответил он. — Ты говоришь, у нее хороший аллюр?

— Да, — произнесла Алана рассеянно, ее внимание было больше сосредоточено на ослабевших ремнях удил, чем на разговоре. — Ехать на ней верхом — все равно что оседлать легкий теплый ветерок. Просто радость. Ни один волосок не шелохнется на ее блестящем теле.

— И она не остерегается крутых откосов? — продолжал сдержанно Раф, с трудом контролируя охватившие его чувства.

— Нет. Хотя Серый не любит их, — заметила Алана, вытаскивая челку Сид из-под кожаных ремней, чтобы они не причиняли животному боль.

— Серый? — переспросил Раф.

— Конь Джека, — спокойно ответила Алана, жестом указав на крупного серого в яблоках мерина. — Он…

Алана зажмурилась. Ее руки вдруг затряслись. Она обернулась к Рафу.

— Он заартачился, — быстро произнесла она. — Серый упирался. А потом Джек… Джек…

Она закрыла глаза, пытаясь оживить воспоминания. Единственное, что она ощутила, это громкое биение собственного сердца. Возглас страдания вырвался из ее груди.

— Все исчезло! — крикнула она. — Я ничего не могу вспомнить.

— Но кое-что ты уже вспомнила, — успокоил Раф, пристально глядя на Алану своими золотистыми глазами. — И это только начало.

— Конь Джека заартачился. Шесть секунд из этих шести дней. — Алана так крепко сжала кулаки, что ногти впились в ладони. — Шесть паршивых секунд.

— Это не все, что ты вспомнила.

— Что ты имеешь в виду?

— Сид. Ты пришла сюда сегодня и без всякого колебания выбрала именно эту лошадь,

— Конечно. Я же всегда ездила… — Алана замолчала, выражение испуга мелькнуло на лице. — Я не могу вспомнить, когда я впервые села верхом на Сид.

— Боб купил ее два месяца назад. Но ей не давали кличку, пока вы с Джеком сюда не приехали. Ты назвала ее, Алана. А затем ты поехала на ней на Разбитую Гору.

Первая половина восьмичасовой поездки к рыбацким хижинам на ранчо Уинтеров не была утомительной. Тропа вилась среди вечнозеленых деревьев и вдоль маленькой, ласково перекатывающей гальку речушки, которая вбирала в себя воды множества озерцев, расположенных высоко в горах. Воздух был насыщен светом и благоуханием.

Успокаивающий, неуловимо прерывистый цокот копыт проникал в самые отдаленные уголки памяти Аланы, и под мантией сплошной забывчивости вспыхивали крошечные огоньки слабых воспоминаний.

Незначительные детали.

Обычные приметы.

Солнечные лучи острыми лезвиями золота и мерцанием трепещущих зеленых иголок пронизывают сосновые ветки. Цоканье подкованных копыт о камни. Светлая прозрачность ручья с отражающимися в нем тенями. Скрип седла под тяжестью человеческого тела. Слабый отблеск белокурых волос у нее за плечом, когда серый конь Джека вплотную подошел к Сиду.

«Нет, не Джека, — машинально поправила себя Алана. — Конь Стэна. Джек мертв, и небо над Разбитой Горой ясное. Ни облаков, ни грома, ни ледяного урагана, готового содрать с меня кожу и превратить прогулку в предательскую шутку».