Джина Грэй - Возвращение домой

— Осторожничаешь, да? — криво усмехнулся Рурк, но в его глазах запрыгали веселые искорки.

Сара подняла подбородок. Он смеется над ней.

— Ты действительно хочешь знать, что я о них думаю, да? Ну что ж, хорошо. Только не забудь, ты сам попросил. Они удивили меня, поразили избалованностью, жадностью, испорченностью и эгоцентризмом. Все до одного.

— Леди получает приз!

Сара заморгала. Она ждала, что Рурк кинется защищать их, оправдывать, а не соглашаться с ней.

Он улыбнулся, изучая ее ошарашенное лицо, потом засунул в рот кусочек яйца.

— Да, они такие, а может, и еще хуже, — добавил он, проглотив. — Надменные, с вечными претензиями, они думают только о себе и способны доставить массу неприятностей, кого угодно вывести из себя. Даже Китти и Эрик, хотя они гораздо лучше других. Конечно, у Кэтчемов есть и хорошие качества, они абсолютно преданны друг другу. Несмотря на разногласия, в решающий момент они становятся монолитом, единой семьей. Умны, каждый по-своему талантлив. Все много работают, несмотря на обеспеченность, но ты права — они забавны. И очень. А уж когда собираются все вместе! Зрелище неслабое.

— Гм. Возможно. Особенно если захочется, чтобы по тебе проехался дорожный каток.

Рурк усмехнулся:

— Ну, если ты собираешься здесь оставаться, лучше привыкать к ним. Они ведь никуда не денутся.

Что он имеет в виду? Неужели думает, что она может все бросить и после первого столкновения с Кэтчемами убежать?

Сара повернулась к Рурку и одарила холодным взглядом.

— И я никуда не денусь.

Рурк несколько секунд смотрел на нее, потом наконец его губы раздвинулись в медленной улыбке.

— Да, конечно.

От его взгляда пульс Сары участился, но она заставила себя сосредоточиться на еде. Как бы ни был привлекателен этот мужчина, какие бы чувства он ни вызывал у нее, она не собирается из-за него страдать и мучиться.

Они снова замолчали, атмосфера на кухне пульсировала от напряжения и подозрительности. Сара утолила голод, но, чтобы занять себя, принялась вилкой подгребать соус от бобов, чувствуя, что ее нервы больше не выдерживают. Поэтому она решительно отодвинула от себя пластиковую коробку и вскинула голову:

— Почему ты пришел, Рурк?

— То есть?

— Почему ты так хорошо ко мне относишься? Зачем принес ужин?

— А разве для этого должны быть причины?

— Как правило, да.

— Ну, может, просто хотел убедиться, сыта ли ты. Я знаю, у тебя в квартире нет ничего съестного, кроме кукурузных хлопьев и кофе.

Сощурившись, Сара изучающе смотрела на Рурка.

— А может быть, ты хочешь попытаться убедить меня все забыть и простить, чтобы наши отношения с твоим боссом стали более теплыми и приятными?

— Но кроме всего прочего, она твоя мать, Сара.

— Нет, моя мать — Джулия Андерсон.

Рурк вздохнул.

— Ты решила ненавидеть ее, да?

— Нет, я не могу так сказать, но у меня нет никаких оснований любить ее.

— А как насчет четырех процентов процветающей корпорации с многомиллионным оборотом?

— Ой, да хватит, это всего лишь деньги. И расстается она с ними не ради меня, а ради себя. Ты же знаешь. Она ясно сказала, если бы могла доверить компанию кому-то из семьи, то никогда бы не искала меня. Лично я для нее ничто. Она дает это понять всякий раз, как только открывает рот.

— Сара, выслушай меня. Чем больше Эвелин нервничает и неувереннее себя чувствует, тем независимее ведет себя. Это способ самозащиты, тебе следовало бы понять. Ты сама такая.

Сара снова разозлилась. Ей хотелось заорать на Рурка, наброситься на него с кулаками. Она едва сдержалась. «Успокойся. Успокойся», — уговаривала она себя. Потом повернулась к Рурку, пронзила его ледяным взглядом и тихо проговорила:

— Никогда не сравнивай меня с ней. У меня нет ничего общего с Эвелин. Абсолютно ничего.

— Я задел больную струну?

Живые глаза Рурка изучали ее. Саре снова показалось, что он смотрит не просто на нее, а внутрь. Острый взгляд голубых глаз разрезал ее как скальпель, добираясь до мыслей и чувств. Она едва сдержалась, чтобы не поежиться.

Общаясь с Рурком, Сара заметила, что, слушая собеседника, он воспринимает не только произнесенные слова, но и оставшиеся несказанными. Она не раз видела, как он, оставаясь совершенно спокойным, внешне безразличным, позволял беседе крутиться, стремясь уловить подтекст.

— Милая, да ты ее копия, ее двойник! — воскликнул Рурк, не обращая внимания на недовольство Сары. — И не только внешне, хотя уже это ошеломляет, у тебя ее мозги, ее кураж, ее честолюбие. Чувство стиля и класса, которые даются от рождения. Черт, да у вас обеих такой царственный вид, что вы способны заморозить человека одним взглядом. — Он ухмыльнулся. — Вот как сейчас меня.

— Ты ошибаешься.

— Эй, слушай, расслабься. Я тебе сделал комплимент.

— Но я не польщена.

Улыбка Рурка угасла.

— А следовало бы. Эвелин — замечательная женщина. Сара, я понимаю твою злость. Но представь себе, что ей тоже тяжело. А может, ей даже еще труднее, чем тебе. Я понятия не имею, что тогда произошло. Но зная Эвелин, могу поклясться — только очень серьезные причины вынудили ее отдать тебя.

— Тогда почему она мне не расскажет?

— Не знаю. Мы друзья, и, возможно, я ей даже ближе остальных. Но личное она не обсуждает ни с кем. Единственным исключением был Джо. Кое-что она может рассказать — об успехах, надеждах, случайных поражениях. Но о сердечных делах или о том, что затрагивает ее гордость, Эвелин молчит. Она такая. И если кажется иногда холодной и неприступной — это ничего не значит. Не относи на свой счет.

— Не относить на свой счет? Но я же ее плоть и кровь! Как еще я могу ее воспринимать? И почему тебя-то все это волнует?

— Меня волнует Эвелин. Я не люблю, когда ей причиняют боль. — Он помолчал, будто ждал, когда его слова дойдут до Сары. — Но мне не нравится, что и тебе причиняют боль. — Он посмотрел на ее губы и замер.

У Сары перехватило дыхание, она забыла, почему рассердилась.

— Почему… — Она откашлялась и попыталась снова: — Почему? Я же тебе никто.

— Гм… Возможно, пока. — Рурк наклонился невыносимо близко, не сводя глаз с ее нижней губы.

Сара не двигалась, как мраморная статуя, но сердце ее бешено колотилось. Ее взгляд не отрывался от его резко очерченных приближающихся губ. В полудюйме от ее лица они замерли. Сара почувствовала его легкое дыхание, ее ноздри трепетали, тело дрожало.

— Но мне кажется, ты будешь для меня очень важна, — шептал он ей прямо в губы и через секунду нежно прижался к ним.

Сердце Сары почти остановилось, а потом неловко дернулось и забилось снова. Ласку Рурка она ощущала каждым дюймом тела. Губы его, соблазнительно мягкие, терлись, прихватывали ее губы, язык ласкал их, завлекая.