Татьяна Веденская - Это мужской мир, подруга!

– Это ваши родители? – спросила я ее, кивнув на семейную фотографию, висевшую по центру стены. Девочка, похожая на нашу клиентку, была в центре композиции. На ней было строгое платье с кружевным воротничком. Ее лицо было уморительно серьезное.

– Да, это папа и мама. Тут они совсем молодые, да? Выезжали с Большим на гастроли в Болгарию. Видите, вот тут надпись.

– Здорово! – восхитилась я. – Они что, артисты?

– Балет. Да уж, здорово. У нас, знаете ли, династия. Мама, папа, сестра двоюродная – вообще в балете с пеленок. А я – нет. Не вышла ростом. Да и фигурой.

– У вас прекрасная фигура, – совершенно искренне отметила я. Такие вот аккуратные нежные барышни всегда казались мне верхом совершенства. Не то что я, дылда угловатая.

– Может быть, – грустно вздохнула она. – Только для балета нужно иметь фигуру, как у вас. Ладно, пойдемте. Вы сказали, нам нужно поговорить. Столько шуму из-за этого глупого платья. Черт меня дернул его взять. Никогда в жизни ничего такого не делала. Мне никогда не везет.

– Ну, в этом вы не одиноки, – улыбнулась я. – Могу сказать о себе примерно то же самое.

– Правда? – заинтересовалась она.

– Чистая правда. Вот, к примеру, хотела стать врачом – родители заставили стать историком. Сейчас вообще занимаюсь юриспруденцией. Словом, болтаюсь.

– Я тоже, – сказала она, и мы, посмотрев друг на друга, не сговариваясь, улыбнулись. – Вас как зовут?

– Ника, – ответила я, протягивая ей руку.

– А я Жанна, но вы же это и так знаете, – кивнула она, пожав меня за руку. И в тот же момент я почувствовала, что мы с ней вполне могли бы стать подругами. Почему? Черт его знает. Было в ней что-то... что-то общее со мной. И, как выяснилось впоследствии, я была не так уж и не права.

Меня переполняли эмоции. Как всегда, когда я не справлялась с потоком чувств, я делала глупости – одну за другой. «Ауди» летела по городу, не предназначенному для полетов совершенно. Я разгоняла мотор, раскручивала колеса так, что машина гудела, а потом резко тормозила метров через сто – сто пятьдесят, как только догоняла плетущиеся впереди машины. Рожденный ползать – летать не может, а наше Садовое кольцо – тот еще червяк. Я же при этом дергалась и в нетерпении готова была машины, как тучи, развести руками.

– Свихнулась? – крикнул мне из окна какой-то пижон на затюнингованной до нелепости «девятке». У нее даже подкрылок сзади имелся, чтобы это чудо автопрома, видимо, не взлетело случайно на воздух. Хотя, признаюсь честно, впечатление было больше такое, что его тачка с трудом удерживалась от того, чтобы не «закипеть» посреди дороги. – Чем обкурилась, что так подрезаешь?

– Сорри, – ойкнула я и снова принялась выстукивать барабанную дробь по рулю. Лак на моих ногтях, обкусанный от нервов, был негодящий, но это было мне безразлично. Мне не терпелось поскорее попасть в офис, к Максиму. И, как ни странно, мое нетерпение было связано исключительно с профессиональным рабочим интересом, а не с желанием срочно упасть в его объятия. Мне нужно было срочно получить его профессиональный совет в интересах нашей воришки. Дело было в следующем – в ее, собственно, деле. И дело это после нашего с ней разговора предстало передо мной в совершенно другом свете. Вы спросите, как же это так, никто до этого не нашел ничего эдакого, а я – королева юриспруденции – пришла и что-то такое обнаружила. Но дело-то в том, что я к закону вообще никакого отношения не имею. Это раз. А два – я женщина, а значит, мне можно рассказать то, о чем бы никогда не сказала адвокату-мужчине.

– Возможно ли, что вы просто забыли заплатить? – было написано в журавлевской подсказке-опроснике, который я зачитывала и старательно конспектировала ответы.

– Я уже говорила сто раз, я именно захотела его украсть. Вот как помутнение нашло. У меня и денег-то с собой не было, как я могла забыть заплатить, – грустно покачала головой она.

Я удивилась, это было странно, ходить по городу без денег.

– Совсем не было денег?

– Совсем. Я из института выскочила, только сигареты в кармане были – и все. Сумку оставила.

– Как же вы его вынесли – это платье? – снова удивилась я.

– Оно маленькое, летнее. Я его в блузку запихнула. Черт, оно мне даже не шло, мне для него надо худеть. Вы когда-нибудь пробовали худеть? – спросила она.

Я ухмыльнулась:

– Мне всю жизнь твердили, что я – мечта бультерьера.

– В смысле? – опешила она.

– Костей много, – пояснила я. И продолжила, хотя в вопроснике у меня были другие вопросы, удовлетворять свое личное любопытство. Что-то беспокоило меня. Не выглядела барышня дурой и воровкой тоже не была. Она – как наша клиентка из Самары – совершенно обычная нормальная девушка. Впрочем, что я могу знать, та-то, из Самары, все-таки действительно участвовала в чем-то, подписывала бумаги. Что я вообще знаю о преступниках и о том, как они выглядят!

– Значит, вы выскочили из института без денег и сигарет...

– С сигаретами. Я сказала, что только их и захватила.

– А, извините. И что дальше? Вы пошли в торговый центр рядом с вузом, вошли в этот бутик, украли платье, которое вам не нравится, и все? И зачем?

– Говорю вам, я идиотка, – развела руками Жанна, но я позволила себе усомниться.

– Вы мне не кажетесь идиоткой.

– А мы можем быть на «ты»? – нахмурилась она. – Все эти ваши коллеги, сколько уже я их видела, застегнутые на все пуговицы, колючие, юркие какие-то. Вы извините...

– Ничего-ничего, – рассмеялась я. – Я совершенно согласна с вами, сама от них в дрожь шла по первости. Сейчас пообвыклась. Давайте... давай на «ты». Так зачем ты его взяла и чего ты вообще там делала?

– Не хочу говорить, – помрачнела Жанна. – Не поможет это ничему. Взяла и взяла, чего уж. Щедриков сказал, что похлопочет и, по-любому, больше условного не дадут, так что... Переживу.

– Больше условного? – поразилась я.

Ах, какой наш Щедриков молодец, пообещал похлопотать за то, что девушке и так достанется при самом плохом раскладе. Кому, интересно, за кражу одного платья, да еще по первоходке, дадут реальный срок? Ну, шельма. И всегда им был, поэтому, хоть и ни черта не умеет и вообще не Синяя Борода, а ездит на «Кайене». И работает с ленцой, с прохладцей. Больше выпендривается.

– Мне, правда, условный срок – тоже плохо, за границу не смогу с родителями поехать. Мы хотели уехать на полгода, у мамы теперь студия в Нью-Йорке, будет учить студентов. А я останусь, значит.

– Уехать – это хорошо, – согласилась я. – Постой, а тебе не надо учиться?

– Я бросила этот чертов вуз! – помявшись с минуту, призналась она.

– Давно? Почему? Из-за платья? – поразилась я. – А какой курс?

– Ну, четвертый. А, не хочу. Ничего мне не надо, – помотала она головой и уставилась на чашку с чаем.