Ли Майклс - Стратегия любви

Если Пенн вернется и увидит ее плачущей, это только осложнит обстановку. Ее слезы вызваны вовсе не болью в ступне и не слухами, которые ходят по Спрингхиллу.

«Участи страшнее смерти» — эти слова, как ничто раньше, убедили ее, что ничего не изменилось. Если бы у Пенна были серьезные намерения по отношению к ней, он никогда не сказал бы таких слов. Он, вероятно, знал — и знал уже не один день — о ее расторгнутой помолвке. Но ни словом не обмолвился об этом. А должен был бы сказать ей, если бы хотел длительной дружбы. Поздравил Маркуса, что тот избежал…

Не ведерко для угля — ей надо было как следует ударить Пенна. Или, может, поколотить себя.

Как бы Кэтлин ни приказывала себе разумно смотреть на вещи, она все же надеялась, что однажды все переменится. А теперь эти надежды рухнули — так жестоко и навсегда.

— Ну вот, проявили о нем заботу, — бодро сказал Пенн. — Огонь — превосходная штука, Котенок. Давай…

— Кто тебя просил это делать? — набросилась на него Кэтлин.

Его брови слегка приподнялись.

— Ты и в самом деле хотела, чтобы он остался на обед?

— Насколько мне известно, да.

— В самом деле? — вопрос прозвучал вполне любезно. Он пересек комнату и снова взял полотенце. — Я считал, что вряд ли было ошибкой предположить, что, когда женщина бросает кольцо, подаренное ей при помолвке, в пепельницу, она не хочет, чтобы мужчина, о котором идет речь, продолжал слоняться рядом.

Она прикусила губу. Крепко. Значит, он знал не только о том, что помолвка расторгнута, но и подробности тоже.

— А что ты знаешь о правилах, касающихся колец при помолвке? — холодно спросила она.

Его глаза вспыхнули.

— Должен признать, немного. Но, несмотря на это, не хочу, чтобы он здесь болтался.

— Да? — голос Кэтлин был угрожающе-спокойным. — Ну, это на тебя похоже, Пенн. Собака на сене. Ты не хотел меня десять лет назад, и ты не хочешь меня сейчас. Ты хочешь только причинять мне горе!

Он перестал растирать себя полотенцем и сказал очень ровно:

— Я говорил, что не хочу тебя? — Он отбросил полотенце в сторону и шагнул к ней ближе. — Обманываешь меня?

Внезапно он показался очень большим — не угрожающим, скорее огромным. От него некуда было деться. Казалось, он загородил ей дорогу.

— И обманываешь себя, — мягко продолжал он. — После того катанья по траве у зарослей малины сегодня днем как ты можешь сомневаться? Это ты начала, если помнишь, или тебе напомнить?

— Мне ничего от тебя не нужно, — сказала она низким, хриплым голосом.

Ей захотелось прочистить горло, но она договорила:

— Убирайся, Пенн. И больше не беспокой меня.

Он резко остановился на расстоянии вытянутой руки.

— Кэтлин, — произнес он.

Она повернулась к нему спиной, скрестив руки и крепко прижав их к груди, пытаясь унять дрожь. Казалось, они стоят тут целую вечность. Стоят и молчат. Снаружи мир расползался по швам, а внутри коттеджа слышалось только потрескивание дров в камине.

— Завтра я поговорю с Маркусом и все улажу, — спокойно сказал Пенн.

Минутой позже дверь за ним мягко закрылась.

Я рада, что он так думает. Это намного лучше правды.

Уголком глаза она увидела вспышку молнии, и через долю секунды раздался такой сильный удар грома, что, казалось, задрожали стены коттеджа. Она повернулась к окну, хотя знала, что уже ничего не увидит. Но в это мгновение небо еще раз озарилось мощным сиянием, будто от миллиона ламп-вспышек. На доли секунды стало ослепительно светло, так светло, что было видно озеро, кромку берега и бурные волны, набрасывающиеся на песок. Клубящиеся тучи, летевшие в разных направлениях. Огромную шелковицу рядом с коттеджем Колдуэлла, которая вдруг наклонилась, раскололась и, согнувшись, стала падать…

И пока этот жуткий свет не растаял, последнее, что она увидела, была темная фигурка человека на фоне дерева — трогательно-маленькая рядом с массивной громадой, — и прямо на пути его падения.

Она даже не поняла, как очутилась за дверью и бросилась бежать. Она бежала, не разбирая дороги, по слякоти и грязи, едва ощущая холодные брызги дождя на лице и острый гравий, врезавшийся в ступни голых ног.

Она бежала и кричала. Не его имя или другие слова — из ее горла вырывался пронзительный, дикий крик звериной боли. Она уже мысленно представляла неизбежное: распростертого, беспомощного Пенна под огромной шелковицей. Раненого, мертвого.

Земля будто еще содрогалась от падения ствола громадного дерева, и в воздухе висел вызывающий тошноту серный запах раскаленного озона. Страшный грохот все еще эхом катился по долине — или это был только раскат грома?

В рваных вспышках молнии она видела прямо-таки сюрреалистические обломки, будто смотрела давний полустертый фильм.

Молния расщепила дерево вдоль по центру, и половина его теперь лежала рядом с домом Колдуэлла. Стена спальной веранды обрушилась, и почти вся открытая веранда, была раздавлена деревом. Вторая половина шелковицы упала на подъездную аллею и петлявшую за ней дорогу. Ветка толщиной с талию Кэтлин пробила крышу старенького пикапа. Кэтлин на мгновение крепко закрыла глаза, пытаясь стереть жуткую картину, представив себе, во что превратил бы такой удар тело человека. Она боялась ее увидеть.

Но если ему вообще и потребовалась бы какая-то помощь, то ее должна оказать она. Сдерживая волнение, Кэтлин заставила себя обойти дерево и попытаться подлезть под его обломки.

В темноте она споткнулась об огромный вывороченный комель и с размаху упала в глубокую лужу. Только тогда, поперхнувшись грязной водой, она поняла, что все еще продолжала кричать.

Во внезапно наступившей тишине она услышала голос Пенна, произносивший ее имя. Голос был слабым и доносился словно издалека — или, может, это гроза продолжала свои шутки и отзывалась в долине эхом? Она подняла голову и попыталась откликнуться на его зов. Вдруг что-то одним рывком вытащило ее из лужи и легко, как перышко, поставило на ноги. Она сопротивлялась, пытаясь вырваться, чтоб бежать к нему…

— Кэтлин, да прекрати, черт возьми! — задыхаясь, приказал Пенн. — Я тебя ударю, если это поможет.

Она ослабела в его руках, бессильно повисла, цепляясь за его мокрую рубашку.

— Ты жив, — пробормотала она. — Я думала, на тебя упало дерево.

— Полагаю, ты прибежала, чтобы убедиться в этом?

— Как ты можешь говорить такие вещи? — прокричала она сквозь рыдания.

Потом до нее наконец дошло, что вряд ли он серьезно ранен, если стоит рядом, а не лежит, беспомощный, под деревом. И не только стоит, а к тому же поддерживает и ее, и теперь ничто другое для нее уже не имело значения. С ним было все в порядке.

К ней вернулись силы, и она обняла его, крепко сжимая, пытаясь изо всех сил уберечь его от опасности. Она окоченела от холода: тепло было только там, где их тела соприкасались, — грудь, бедра, руки и губы.