Хелен Филдинг - Оливия Джоулз, или Пылкое воображение

– Серьезно? Ну тогда... Пожалуйста... – кивнул портье, протягивая ей ключи. – Я скажу коридорному, чтобы Ваш багаж подняли в номер.

– Не надо. Весь мой багаж при мне, – пожала плечами девушка, направляясь к лифту.

Смуглый человек проводил взглядом ладную фигурку.

Оливия испуганно посмотрела на двери лифта, судя по всему, сделанные из гофрированной стали. Они уже почти закрылись, когда коридорный – красавец в белой футболке и шортах – просунул в щель руку и втиснулся в лифт вслед за пассажиркой, настаивая на том, что он просто обязан донести до номера ее багаж – совершенно не смущаясь тем, что его у нее практически не было.

Комната оказалась навязчиво белой: белый потолок, белые стены, белые простыни, белый стол, белые кресло и табуретка, белая подзорная труба, нацеленная в окно, закрытое белыми же жалюзи. Недвусмысленно готовый на все, парнишка в белом поднял жалюзи, распахнул окно – и замешанный на аквамариновой сини и запахе топлива блюз Майами Бич ворвался в комнату – будто маленькая синяя картина маслом, помещенная в широченную белую раму.

– Н-да... Больница, да и только! – пробормотала Оливия.

– Ну, мэм, надеюсь, у нас все-таки поуютней! Что привело Вас в Майами?

Его кожа – не кожа, а реклама молодости: нежная, как персик, блестящая, словно у плода, выращенного в теплице на витаминной подкормке.

– Так... Как всех, – пожала она плечами. Потом подошла к окну и принялась разглядывать пейзаж: вдоль пляжа вытянулись ряды зонтиков, бездельники поджаривались на белом песке. Пастельного цвета павильончики спасательных станций, нереально синее море, исчерченное яхточками и зависшими на волнах серфингистами, на горизонте – цепочка пароходов, ползущих друг за другом, как утята в механическом тире. «Ого... А это еще что?!» Один из кораблей был втрое больше остальных: несуразная громадина – будто в стаю уток вклинился пеликан.

– Это? Это же «ОкеанОтель», – в голосе юнца звучала такая гордость собственника, словно он сам был владельцем этой махины, и не только ее, но и Майами, и океана. – Настоящий большой отель, только – плавучий. Так вы здесь по делам, или?..

– Значит, его уже спустили на воду? – задумчиво спросила она, пропуская мимо ушей навязчивое любопытство мальчишки.

– Ну. Как видите.

– Я-то думала, он существует только на бумаге...

– Нет, мэм. Это его первый рейс. В Майами он четыре дня простоит на рейде, а потом...

– Этакий дом для тех, у кого жизнь – один сплошной круиз: Гран-При в Монако, потом теннисный турнир в Австралии и т.д., а в промежутке вылазка на вертолете, чтобы прикупить парочку полотен Пикассо и сходить к зубному?

– Вроде того.

– Хм. Из этого мог бы получиться неплохой сюжет для статьи.

– Так вы журналистка?

– Ага, – самодовольно кивнула она, гордясь статусом, в котором здесь пребывала: чуть ли не иностранный корреспондент. Об осторожности было начисто забыто.

– Вот это да! И на кого Вы работаете?

– «Sundy Times» и журнал «Elan», – она наградила его безмятежной улыбкой.

– Здорово! А я тоже пишу. А здесь Вы о чем будете писать?

– Как всегда. Обо всем понемножку.

– Ладно. Если что понадобится – позвоните. Меня зовут Курт. Чем еще я могу быть Вам полезен?..

– Ну вот ты и проговорился... – едва не произнесла вслух Оливия. Однако вместо этого сунула ему пятидолларовую бумажку и с удовлетворением проводила взглядом его обтянутый белыми шортами зад, исчезающий в дверях.

Оливия Джоулз любила жить в гостиницах. Причин тому было несколько.

1. Когда входишь в гостиничный номер, у тебя нет прошлого. Ты начинаешь все с чистого листа.

2. Жизнь в гостинице проста, как в буддийском монастыре: пустой шкаф для платья, пустое пространство для жилья. Никакого мусора, никакого шмотья – ничего из тех омерзительных тряпок, что надеть противно, а выкинуть жалко. Ни папок с бумагами, ни поддона, на котором валяются протекшие ручки и записки с прилипшей к ним жвачкой. Ни-че-го.

3. Гостиницы анонимны.

4. Гостиницы радуют глаз – если только их правильно выбирать: а Оливия, часами (а порой и днями) прокопавшись в «сети», всегда выбирала правильно. Это храмы, где поклоняются роскоши или простоте, уюту или модному дизайну.

5. С твоих плеч снимают груз забот, и ты свободна от домашнего рабства, которое хуже ада.

6. В гостинице тебя никто не посмеет потревожить: просто вешаешь на дверь табличку «Не беспокоить», блокируешь телефон – и пусть мир катится куда подальше.

Нельзя сказать, что Оливия любила гостиницы с самого детства. Каникулы с родителями обычно означали жизнь в палатке. До совершеннолетия единственный опыт проживания в гостинице ассоциировался у Оливии с весьма достойным, но чопорным – дальше некуда – отелем «Корона и мантия» на одном из курортов северного побережья Англии. В отеле стоял специфический аромат, ковры и обои были покрыты замысловатыми узорами, а постояльцы говорили исключительно шепотом, боясь повысить голос. Они так старательно подчеркивали свой великосветский акцент, растягивая слова, что семейство Оливии замирало от стыда всякий раз, если вилка или кусок колбасы падали на пол.

Первый раз, когда ей пришлось остановиться в отеле, будучи в командировке, она не знала, что делать и как себя вести. Но войдя в элегантную, с иголочки, комнату, где были мини-бар, хрустящие белоснежные простыни, а служба доставки заказов в номер готова исполнить любой каприз, благоухает в ванной дорогое мыло, и у кровати тебя ждут одноразовые тапочки, Оливия почувствовала, что это ее дом.

Порой она ловила себя на мысли: нельзя же так любить гостиницы, – не успеешь и глазом моргнуть, как превратишься в избалованную богатую девицу! Но любила-то она вовсе не роскошь, ассоциируемую с гостиницами. Как раз к ней-то эта привязанность не имела ни малейшего отношения. Иные фешенебельные отели просто отвратительны: пропитаны снобизмом, кричаще стильны. И при этом в них не добьешься самого необходимого: телефоны не работают, обещанную еду «к приезду и прямо в номер» подают когда угодно, только не в день приезда; кондиционеры зверски шумят, а из окон открывается вид на автостоянку. Но хуже всего – прислуга: надуто-высокомерная, с вечно поджатыми губами. Любимые гостиницы Оливии совсем другие – многие из них просто язык не поворачивался назвать «роскошными». Единственный истинный критерий, которому она доверяла, – распечатана ли свежая пачка туалетной бумаги в ванной. В «Делано» бумага не только была распечатана – на конце еще и висела наклейка с надписью изящными серыми буквами: «ДЕЛАНО». Гм... Наклейка? Кажется, это уже перебор.

Водрузив чемодан на кровать, Оливия с нежностью принялась его распаковывать, извлекая вещи, которым предстояло на время сделать этот гостиничный номер ее домом – до тех пор, покуда обстоятельства не призовут ее обратно в Лондон.