Андреа Блейк - Ночь урагана

— Пойдемте поплаваем. Это охладит вашу легко воспламеняющуюся натуру. В таком настроении за ленчем вы будете плохо переваривать пищу.

Игнорируя протянутую руку, девушка вскочила на ноги.

— Это Гизела посоветовала вам сделать попытку очаровать меня?

Саймон стоял и медленно расстегивал серую льняную рубашку. Когда он внимательно посмотрел на Джули, она почувствовала, что с трудом выдерживает его взгляд. Он оставил пуговицы в покое и стянул рубашку через голову.

— А вы уверены, что это у меня не получилось бы? — насмешливо осведомился он. — Покорение Джули Темпл… это можно было бы считать подвигом, не так ли?

Девушка растерялась, ощутив странный приступ паники, и невольно попятилась назад. В это время в море что-то сверкнуло под лучами солнца, и эта вспышка отвлекла ее.

— Это отец. Он вернулся! — закричала она, и лицо ее посветлело. — Смотрите… там! — Она указала на лодку, плывущую по сверкающей поверхности воды.

— Какое облегчение! — сухо заметил Саймон.

Джули бросила на него неприязненный взгляд и побежала к молу.

Но Гизела тоже заметила лодку и, когда та прошла через рифы, уже стояла рядом с Джули, радостно махая рукой, как будто они с мужем расстались в самых лучших отношениях.

— Ах, дорогой… мы так скучали по тебе! — воскликнула она, когда муж ступил на берег. И, игнорируя присутствующих, она обвила его шею руками и прижалась к нему, подставляя щеку для поцелуя.

Джонатан бросил на нее удивленный взгляд и мягко высвободился из ее объятий.

— Привет, дорогая! Привет, цыпленок! — Это Джули. — Я вижу, у нас гости, — сказал он, кивнув головой в сторону яхты.

— О, да… Весьма симпатичный молодой человек по фамилии Тьернан. — По тону Гизелы можно было предположить, что Саймон был двадцатилетним юношей. — Он остановился здесь вчера и попросил разрешения бросить якорь на день-два. Я дала согласие, чтобы он остался на это время. Он не из тех сомнительных типов, которых так много развелось в мире. Надеюсь, ты ничего не имеешь против? Джули он нравится… Не правда ли, Джули?

— Нет… нет, я ничего не имею против, — сказал Джонатан, прежде чем Джули успела что-то вставить. Он провел рукой по заросшему подбородку, — Мне надо привести себя в порядок и побриться. Уже подходит время ленча, не так ли?

У Джули не будет возможности поговорить с отцом до того, как он встретится с Саймоном, Гизела все хорошо рассчитала. По-видимому, Саймон сказал ей, что Джули знает о его намерении купить Солитэр. И Гизела ни за что не позволит падчерице выболтать все прежде, чем она сама заговорит об этом.

Внешне ленч прошел довольно оживленно Саймон принес с «Моряка» бутылку хорошего вина, и они с Гизелой вели приятную застольную беседу, правда, перестав называть друг друга по имени, ехидно заметила Джули. Отец тоже выглядел весьма любезным. Он рассказал несколько забавных анекдотов и, по-видимому, не был раздражен тем, что, вернувшись домой, обнаружил здесь незнакомца. Но Джули он все равно показался усталым и каким-то изможденным.

Джонатану Темплу было едва за сорок, но, насколько могла вспомнить Джули, на его щеках всегда были глубокие складки, вокруг глаз — морщины, а в каштановых волосах много седины. Он был худощав, но всегда производил впечатление совершенно здорового человека. Когда он был спокоен, его изборожденное морщинами лицо не выражало никаких эмоций, и многим казалось, что перед ними человек сдержанного темперамента, но когда он радовался или был заинтересован чем-то, то не мог скрыть свои чувства: его голубые глаза излучали восторг и восхищение, а сам он был воплощением жизнерадостности и безумной энергии.

В этом отношении Джули была очень похожа на отца и часто производила такое же впечатление. Но стоило ей засмеяться, как девушка буквально менялась на глазах.

Обе стороны натуры Джонатана находили отражение в его живописи. Одни его картины захватывали яркими красками, ослепительным светом и изумительными карибскими пейзажами. Критики сравнивали эти полотна с таитянскими работами Поля Гогена. Но другие его работы были явно полемичными. Они обличали бедность, показывая тяжелую жизнь местных жителей, которую большинство туристов, прибывающих на острова Карибского бассейна, просто не замечали.

После ленча Гизела сказала:

— Ты обещала взять мистера Тьернана в южную бухту, Джули. У него на борту есть акваланг, и он хотел бы осмотреть рифы, — пояснила она мужу. — Ты выглядишь усталым, дорогой. Почему бы тебе не вздремнуть сегодня днем?

— Да, я немного устал. Очевидно, это признак старости, — с печальной улыбкой согласился Джонатан. — С вами мы увидимся за ужином, — обратился он к Джули и Саймону.

— Я тоже немного отдохну. Сегодня жарко, а вино ударило мне в голову, — подавляя зевок, сказала Гизела. — Благодарю вас за журналы, которые вы принесли мне, мистер Тьернан. Это то, чего я лишена здесь. Они принесут мне несколько счастливых часов, — еще один зевок, — если я не засну, прежде чем открою их Желаю вам хорошо провести время.

Она улыбнулась Джули с видом любящей матери, отправляющей свою дочь на прогулку в достойном сопровождении, и последовала за мужем в спальню.

Джули отодвинула свой стул и, не глядя на Саймона, сбежала по ступеням веранды, направившись по тропинке, которая вела к восточному мысу. После нескольких минут быстрой ходьбы, углубившись в лесные заросли, она остановилась и прислушалась. Не было никаких звуков, свидетельствовавших о том, что Саймон идет следом за ней. Облегченно вздохнув, она продолжила свой путь, но теперь уже гораздо медленнее.

Она совершенно не обладала житейским опытом, но была очень развитой и начитанной девушкой. В бунгало стояли два плотно набитых книжных шкафа, и отец обычно привозил много книг, возвращаясь из своих поездок. Среди всех у нее были любимые, которые она часто перечитывала: «Анна Каренина» Толстого, «Госпожа Бовари» Флобера и два современных романа — «Дожди пришли» Бромфилъда и «Пикник» Энн Бридж.

Из этих книг она черпала свое знание человеческой натуры, о которой раньше не имела никакого представления. До появления Гизелы она склонна была думать, что сложные семейные отношения, описанные в этих книгах, редко встречаются в жизни. Но появление мачехи заставило ее понять, что это не так. За последние двадцать четыре часа она ощутила такие глубины собственных чувств, о которых раньше никогда не подозревала.

Сидя на восточном мысу, она обхватила колени руками, испытывая безумную обиду и ненависть к мачехе. Она догадывалась — и при этой мысли краска залила ее лицо, — как умело Гизела заделает возникшую между ею и мужем брешь и заставит Джонатана забыть его унижение. А когда он снова попадет в ее сети, она ловко подбросит ему идею о продаже острова, которая даст ей возможность вести тот образ жизни, которого она так жаждет.